Серебряный век

Выражение «Серебряный век» восходит к античной традиции (деление истории человечества на золотой, серебряный, медный и железный века в поэме древнегреческого поэта Гесиода «Труды и дни», а также в поэме римского поэта Овидия «Метаморфозы»). В России из этой четырехступенчатой формулы с начала 19 в. в широкое употребление вошло выражение «Золотой век», а затем, в качестве оппозиции, для обозначения современной пишущим эпохи — «Железный век» (Е. А. Баратынский).

В конце 19 – начале 20 века формула «Серебряный век» в статьях В. С. Соловьева («Импрессионизм мысли», 1897) и В. В. Розанова («Ив. С. Тургенев. К 20-летию его смерти», 1903) была впервые в русской критике применена к тем, кто пришел в литературу после пушкинского Золотого века в 1840-1880 гг. и в своей эстетической программе следовал его традициям (А. А. Фет, К. К. Случевский, Ф. И. Тютчев, Я. П. Полонский и др.) В том же значении использовал эту формулу историк литературы Д. Святополк-Мирский. «Переадресация» произошла в 1920-х гг. Сами современники предпочитали называть свою эпоху общеевропейским термином «fin de siecle» («конец века»). Период рубежа веков получил это название уже после своего завершения. Оно возникло одновременно в метрополии и в среде русской эмиграции, ретроспективно оценившей ушедшую эпоху как второй расцвет русской культуры после Пушкинского периода.

В 1925 году историк литературы и общественной мысли, критик Иванов-Разумник в статье-памфлете «Взгляд и нечто» под грибоедовским псевдонимом Ипполит Удушьев, описывая литературу первой четверти 20 в., выделил в ней две эпохи — «Золотой» и «Серебряный» век. К писателям Золотого века он отнес поколение символистов, а также крупнейших реалистов 1890-1900-х гг. (А. П. Чехов, И. А. Бунин, М. Горький и др.), к Серебряному — пришедших в литературу в 1910-1920-гг. (постсимволисты, а также такие прозаики, как И. Г. Эренбург, Вс. В. Иванов, «Серапионовы братья» и др.).

Поэт и критик В. А. Пяст (В. А. Пестовский) в мемуарной книге «Встречи» (1929) предложил собственную гипотетическую эволюционную схему смены поколений в культуре: каждая культурная эпоха проходит два этапа своего развития: Золотой и Серебряный века, которые отделены друг от друга приблизительно двумя десятилетиями. В 19 веке поэты «Золотого века» родились в 1800-1810 гг., поэты «Серебряного века» — в 1817-1824 гг. Среди своих современников — поэтов рубежа веков — Пяст выделяет тех, кто родился в 1860-е и тех, кто родился в 1880-е гг., называя это поколение представителями Серебряного века. А. А. Ахматова в «Поэме без героя» (1940-1962) применила это название ко времени 1913 года («И серебряный месяц ярко / Над серебряным веком стыл»).

В эмиграции одним из первых использовал эту формулу в применении к эпохе рубежа веков поэт и критик Н. А. Оцуп в статье «Серебряный век» (1933; расширенный вариант – «Серебряный век» русской поэзии», 1961), вслед за ним — критик Вл. Вейдле (статья «Три России», 1937) и художественный критик, бывший редактор журнала «Аполлон» С. К. Маковский, выпустивший в 1962 году мемуары «На Парнасе Серебряного века». С этого времени формула становится общеупотребительной в западном литературоведении, а с середины 1980-х гг. — в российской науке и критике .

Нижняя граница периода в научной и критической литературы колеблется от 1881 (убийство Александра II, смерть Достоевского, пересмотр народнической системы ценностей — «отказ от наследства», появление первых «предсимволистов») до 1892 гг., когда вышел из печати сборник Д. С. Мережковского «Символы» и состоялась его лекция «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», в которой впервые было заявлено о появлении литературного движения, противопоставленного господствующей реалистической школе. Мережковский назвал три главных элемента зарождающегося движения: «мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности». В том же году дебютировал М. Горький, имя которого было для читателя-современника знаком перемен, начавшихся в классической литературе, ее поворотом к неоромантическому направлению. Верхняя граница колеблется между 1913-1922 г. Среди рубежных событий, завершивших эпоху, называются начало Первой мировой войны, Февральская и Октябрьская революции, похоронившие весь традиционный культурный и общественно-политический, социальный уклад русской жизни. Важнейшим поворотным событием стало закрытие частных издательств и запрещение небольшевистских периодических изданий (1918).

Теперь выход писателя к читателю был предельно затруднен: всякая свобода творчества оказывалась под вопросом, писателя подталкивали к идеологическому приспособленчеству. Так, под нажимом новой цензуры радикально менялась вся культурная ситуация в стране. Рубежными событиями были смерти А. А. Блока и Н. С. Гумилева (1921). Вспоминая о похоронах Блока, современники были единодушны — хоронят не писателя, а уходящую эпоху: «… Наверное, не было в этой толпе человека, который бы не подумал – хоть на одно мгновение – о том, что умер не только Блок, что умер город этот, что кончается его особая власть над людьми и над историей целого народа, кончается период, завершается круг российских судеб, останавливается эпоха, чтобы повернуть и помчаться к иным срокам. Все, что было после (еще несколько лет), было только продолжением этого августа: отъезд Белого и Ремизова за границу, отъезд Горького, массовая высылка интеллигенции летом 1922 года, начало плановых репрессий, уничтожение двух поколений — я говорю о двухсотлетнем периоде русской литературы; я не говорю, что она кончилась, —– кончилась эпоха» (Н. Н. Берберова, Курсив мой, 1996). Упоминаемая здесь высылка писателей, философов, ученых, нелояльных советской власти, за границу на так называемом «философском пароходе» — цвет русской философии и науки оказался за пределами страны. Ясно, что интеллектуальная ситуация в России тоже коренным образом менялась.

Спорным является вопрос о допустимой сфере применения этой формулы: ко всей эпохе, без различия направлений (в этом случае акцент делает на плюрализме и многообразии) или только о модернистских направлениях (символизм, акмеизм, футуризм и другие авангардные школы). Ряд исследователей и критиков (Г. П. Струве, Р. О. Якобсон, О. Ронен и др.) подчеркивают неудачность этого термина. Амерканский славист О. Масленников предложил заменить его термином «платиновый век» (Maslenikov-1972. C. IV).

И в российских, и в эмигрантских статьях формула «Серебряный век» имела оценочный характер. В 1920-1930-х гг. он противопоставлялся «Золотому веку» как эпоха, несущая несомненные черты эпигонства, вторичности, и в то же время утонченности. Особый акцент делался на преемственности двух эпох, в противоположность нигилистическому разрыву традиций, провозглашенному молодой советской литературой. В более поздних работах (С. К. Маковский, Е. Г. Эткинд, Ж. Нива и позднейшие исследователи этой эпохи в России и на Западе) формула «Серебряный век» употреблялась как синоним формулы Н. А. Бердяева «русский культурный Ренессанс». Подчеркивалось, что эпоха рубежа веков в России — время небывалого культурного подъема. Как писал русский философ Ф. А. Степун в статье «Памяти Андрея Белого»: «За несколько лет облик русской культуры подвергся значительнейшим изменениям. Под влиянием религиозно-философской мысли и нового искусства символистов сохнание рядового русского интеллигента, воспитанного на доморощенных классиках общественно-публицистической мысли, быстро раздвинулось, как вглубь, так и вширь.

На выставках «Мира искусства» зацвела освободившаяся от передвижничества русская живопись. Крепли музыкальные дарования — Скрябина, Метнера, Рахманинова. От достижения к достижению, пролагая все новые пути, подымался на недосягаемые высоты русский театр. Через все сферы этого культурного подъема, свидетельствуя о духовном здоровье России, отчетливо пролегали две линии интересов и симпатий — национальная и сверхнациональная. С одной стороны, воскресали к новой жизни славянофилы: Достоевский, Соловьев, Пушкин, Баратынский, Гоголь, Тютчев, старинная икона (журнал «София»), старинный русский театр (апокрифы Ремизова), Мусоргский (на оперной сцене — Шаляпин, на концертной эстраде — М. А. Оленина-д'Альгейм). С другой стороны, с одинаковым подъемом и в значительной степени даже и теми же людьми издавались и изучались германские мистики и Ницше. В театрах, и прежде всего на сцене Художественного театра, замечательно шли Ибсен, Гамсун, Стриндберг, Гольдони и другие, не говоря уже о классиках европейской сцены. Собирались изумительнейшие, мирового значения, коллекции новейшей французской живописи и неоднократно выслушивались в переполненных залах доклады и беседы таких «знатных иностранцев», как Верхарн, Матисс, Коген. Провинция тянулась за столицами. По всей России читались публичные лекции и всюду, даже и в отдаленнейших городах, собирались живые и внимательные аудитории, которые не всегда встретишь и на Западе».

Но даже апологеты этой эпохи делают примечательные оговорки, отмечая и несомненные признаки надвигающейся катастрофы, тоже заложенные в самой атмосфере этой эпохи. Вот что предчувствовал Бердяев: «Изначально в этот русский ренессанс вошли элементы упадочности. Иногда казалось, что дышат воздухом теплицы, не было притока свежего воздуха. Культурный ренессанс явился у нас в предреволюционную эпоху и сопровождался острым чувством приближающейся гибели старой России».

Автор: Д.М. Магомедова