Культурология

Как самостоятельная дисциплина, культурология формируется лишь в 20 веке (в России — с начала 90-х годов). В устоявшейся на Западе системе наук у культурологии нет ни определенного места, ни общепризнанного статуса. Ее функции обычно делят между собой этнография, этнология, культурная антропология, социология, семиотика и философия культуры. Остаются нерешенными проблемы ее размежевания с другими гуманитарными и социальными науками.

Несмотря на относительную молодость этой науки, можно говорить о ее достаточно содержательной предыстории. В мышлении древних цивилизаций культура не становится предметом исследования хотя бы потому, что в своих «высоких» версиях она была полностью включена в религиозный культ, в «низких» же, фольклорных версиях она существовала как данность в традиции. Первым отчетливо выраженым актом рефлексии о культуре были учения ранних греческих софистов, которые противопоставили мир человеческих творений и отношений — миру природы. Этим не только была намечена будущая граница гуманитарного и естественнонаучного знания, но и указана специфика культуры как особого типа реальности. В целом, однако, культурология не нашла почвы в античности из-за фундаментальной установки на толкование природы как единственной и всеохватывающей реальности. В этом случае субъективный аспект культурного творчества рассматривался как то, что надо изживать в пользу объективно верного «подражания» (мимесиса) природным образцам (как бы при этом ни понималась природа). Правда, античность знала понятия, близкие к нашей «культуре»: таковы греческая «пайдейа» и римская «гуманитас», общий смысл которых — воспитание и образование, делающее из природного человека достойного гражданина. Было и понятие «мусейа», которое обозначало область духовных достижений образованного человека. Но все эти понятия по сути дела обозначали совокупность общезначимых ценностей. Достаточно было общего учения о природе и бытии, чтобы понять их смысл. К тому же древние не видели здесь специфического предмета науки: «мусическое» отличает свободного и образованного грека от варвара, но само оно не наука, и в нем нет особых законов его собственного бытия.

Средние века не меняют эту установку. Дело в том, что система средневекового образования в целом была заимствована из античности. Духовный аспект культуры был почти без остатка инкорпорирован религиозным культом. Религиозное же отношение средневековых теистических конфессий к культуре было парадоксальным соединением утилитарного приятия и субстанциального размежевания. Культура была «внешним», соблазн и опасность которого никогда не забывались.

Как ни странно, культурология не возникла и в эпоху гуманизма. Казалось бы, в это время культура выделилась из культа и достигла высокой степени автономии. Возродился античный антропоцентризм. Практически утвердило себя представление о культурном плюрализме. Тем не менее, по-прежнему наука о культуре остается невозможной и неуместной. Может быть это связано с тем, что появился такой самодостаточный предмет для размышлений, как «природа»: в однородном измерении природы можно было разместить весь универсум явлений так же, как размещался он греками в измерении «разума». Культура и в этом случае лишь имитирует природу, и значит — изучать надо не копию, а оригинал. К концу 15 века очевидно некоторое разочарование в идеале природы. Появляется маньеризм, деформирующий естественные пропорции в пользу субъективности духовного взора. Появляется ощущение неполноцености природы и незаменимости человека. Но этот процесс резко затормозился коллизиями Реформации, которая в некотором смысле была «антикультурной» силой, противопоставившей видимость (а значит — профанность) образа невидимому знаку. Протестантизм утвердил в правах неслиянность воли и веры с природой, но вторая компонента культуры — выразимость воли в символе — была блокирована строгой цензурой борцов с «идолами». Так же мало склонен к пониманию специфики культуры и 17 век с его парадигмой универсального Разума, по отношению к которому мир культурных реалий был лишь случайным разнообразием, легко редуцируемым к первичным рациональным (собственно, математическим и естественнонаучным) моделям.

Ситуация радикально меняется в 18 веке. Рождение принципа историзма, интуиции культурного релятивизма и плюрализма, интерес к индивидуальности и ее творчеству, к эстетическому, к бессознательному, внимание к экономическому и социальному субстрату истории, успехи таких наук как археология, востоковедение, сравнительная лингвистика, антропология, педагогика, — все это создает предпосылки для рождения (внутри Просвещения и рядом с ним) нового видения связи человека и природы. От Вико до Канта длится период эмансипации культурологии от традиционных методов философии и истории. Вико создает «Новую науку», — первую культурологию — изображающую «идеальную историю» как смену культурных циклов, в ходе которой осуществляется самопознание и самосоздание человечества. Руссо отбрасывает представления о вечной природе человека, вводит измерение историчности и толкует культуру как свободное (и потому этически двусмысленное) творение человеком своей сущности. Гердер понимает природный универсум как прогресс совершенствующихся организмов от неорганической материи через мир растений и животных к человеку и — в будущем — к сверхчувственной «мировой душе», считая при этом основной сплачивающей силой общества культуру, внутренней сущностью которой является язык. В кантовской «Критике способности суждения» обосновывается наличие особой реальности, отличной от мира природы и мира моральной свободы, — реальности «целесообразности», которую можно феноменально обнаружить в системе живых организмов и в искусстве, в принципе не обнаруживая при этом саму цель, с которой сообразуется данный объект.

Поворот, осуществленный в европейском мышлении Кантом, позволил сделать предметом интерпретации, теоретического исследования и системных построений именно эту третью реальность, не сводимую к «природе» и «свободе» и по существу открывающую измерение «культуры». Принцип историзма, соединенный с открытием Канта, позволил в нач. 19 века представителям классической немецкой философии — Фихте и Гегелю — построить развернутые модели поступательной эволюции универсума как творческого развития духа. Описанные при этом диалектические механизмы предметной объективации духа и его возвращения к своей субъективности через самоинтерпретацию позволяют считать эти модели развернутыми концепциями культурологии (см. особенно «Феноменологию Духа» Гегеля.) В это же время подспудное становление культурологии происходит в других течениях европейской интеллектуальной жизни: в историософии позднего немецкого Просвещения (Гаман, Гете, Шиллер), в панэстетизме немецкого романтизма (Новалис, Ф. Шлегель, А. Мюллер — автор термина «культурфилософия»), во французской политической мысли, обе ветви которой — консервативная и революционная — оперировали культурологическими мифологемами. (Показателен также в этом отношении российский спор славянофилов и западников, в ходе которого начинает осознаваться необходимость перехода от историософских схем к конкретному анализу явлений культуры.)

Следующий шаг делает гуманитарная мысль второй половины 19 века: два ее доминирующих направления — каждое по-своему — создавали предпосылки новой культурологии. Позитивизм вырабатывал установку на отказ от метафизики в пользу эмпирического исследования конкретных феноменов и их каузальных связей. Философия жизни ориентировала на понимающее вживание в неповторимые единичные явления. Оба направления тяготели к упрощающему редуктивизму, но все же их усилиями «культура» была осмыслена как возможный предмет теоретического исследования. Появление в 1918 году «Заката Европы» Шпенглера с его «морфологией» уникальных культур-организмов можно рассматривать как завершение этого процесса и окончательное рождение культурологии как самостоятельной дисциплины.

20 век дает большой спектр вариантов культурологии, которую не всегда можно корректно отделить от культурфилософских, этнологических и антропологических концепций и подходов. В значительной мере тон культурологии нашего века задают концепции Дильтея, повлиявшего на герменевтику и экзистенциализм, Бергсона (философия жизни, социология культуры), Зиммеля (философия жизни) и баденского неокантианства (Виндельбанд, Риккерт). Начиная с середины 1920-х годов оформляются основные современные версии культурологии. На основе синтеза неокантианских методологий Кассирер создает «философию символических форм», а Ортега-и-гасет — «рациовитализм». Хайдеггер и Ясперс строят экзистенциальную культурологию. Из исторических исследований вырастают теории Тойнби и Хейзинги. Из философской антропологии — концепции Шелера и Ротхакера. Социология культуры становится почвой для культурологических построений Дюркгейма, М. Вебера, А. Вебера, Манхейма, Парето. Религиозную культурологию создают Гвардини, Тейяр де Шарден, Тиллих. Этнология создает ряд основополагающих для культурологии концепций (Боас, Уайт, Стюард, Леви-строс). Свою версию культурологии имеют такие авторитетные направления мысли как феноменология, психоанализ, герменевтика, структурализм и др.

Острая заинтересованность проблемами культурологии характерна для русской философии 19-20 веков. Самостоятельные учения в сфере культурологии создают уже Леонтьев, Данилевский и Соловьев. В 20 веке выделяются своими концепциями Флоренский, Андрей Белый, Вяч. Вс. Иванов, Сорокин, Спекторский, Шпет. В настоящий момент в России происходит активная кристаллизация этой новой науки, появляются научные и учебные центры, издаются многочисленные исследования и учебные пособия.

Автор: А.Л. Доброхотов