Седакова Ольга Александровна

Поэзия и проза Ольги Седаковой проникнуты метафизическими размышлениями об основополагающих вещах. Она смотрит на мир глазами верующего человека. Поэтому ее произведения, даже те, где напрямую не говорится о Боге и потустороннем мире, не могли увидеть свет в атеистическом государстве: слишком резок был контраст с бесцветной бодростью разрешенных стихов. Столь же велика разница с разуверившейся во всем на свете поэтикой постомодерна. Ольга Александровна не отрицает трагичность существования, в особенности свойственную веку мировых войн и тоталитарных режимов («Над всем, чего мы захотели, гуляет какая-то плеть. / Глаза бы мои не глядели. Да велено, видно, глядеть»). Однако в ее творчестве запечатлены и «вспышки нового неба и новой земли», «мира побежденной смерти» и «совершенной свободы» (из эссе «Свобода как эсхатологическая реальность», 2006). Голос надежды и сострадания звучит сильнее, чем голос отчаяния, причем надежда — зрячая, сострадание — деятельное: само творчество, само служение слову в условиях сатанинской действительности становится недюжинным поступком («На земле, сытой ложью и пьяной / в час ее надо мной торжества, / в тихом цирке Диоклетиана / не умру, но останусь жива»).

По словам Сергея Аверинцева, «пoэтическому сознанию Ольги Седаковой свойственно проверять себя по неподвижным звездам, как говорили в докоперниковскую пору», «по наиболее общим ориентирам европейской поэтической традиции», в первую очередь по творчеству Данте и Рильке.

В стихах Седаковой действительно видна живая связь с многотысячелетней европейской культурой, та «способность всемирной отзывчивости и полнейшего перевоплощения в гении чужих наций, и перевоплощения почти совершенного», о которой в «Пушкинской речи» говорил Достоевский. Отзывчивость проявляет себя как на уровне тем и образов, так и на уровне формы. Скажем, в книге стихов «Тристан и Изольда» находит новое воплощение средневековая легенда, а «Стансы в манере Александра Попа» написаны редчайшим вариантом и без того архаичного александрийского стиха, так называемыми «героическими куплетами» (шестистопный ямб с обязательной цезурой после третьей стопы и попарными мужскими рифмами: «А эти все, кто мучает других, / кто скверными губами скверный стих / разжевывает, кто сует в гробы / учебники рабов: мы не рабы, – / кто хочет зла, как будто зло – еда, / и сам себе отвратен навсегда / и выветрится, как кухонный чад, – / мне жалко их. Но пусть они молчат»).

В то же время перевоплощение не выглядит театральной игрой, равно как архаикой, скорее новаторством и чуть ли не единственным способом разговора о важнейшем (о жизни со смертью, о вере с неверием, о счастье с горем), когда слова обесцветились, девальвировали. Опять-таки по мнению Сергея Аверинцева, поэт работает «с прозрачностью охлажденного слова, и вместо богатства словаря – очень жесткий отбор лексики, до того универсально-всеобщей, что как бы уже и ничьей, Божьей».

В эссеистике Ольга Седакова говорит о мужестве быть свободным и живым, сохранять верность разуму, не поддаваться искушениям опустошенности, цинизма, иррациональности. Одна из наиболее обсуждаемых работ последних лет — вначале прочитанная в 2005 в Архангельске, а затем несколько раз переизданная открытая лекция «Посредственность как социальная опасность». В ней Ольга Александровна говорит о том, что быть посредственным — не фатальная неизбежность, а сознательный выбор человека, совершающего отказ от личной ответственности и душевного труда. Он отсекает духовно-нравственную сферу жизни. Его действия обусловлены общественным мнением или принуждением государства, то есть опосредованы. Поэтому посредственности противостоит не врожденная гениальность, одаренность, исключительность, а непосредственность, умение совершать поступки в соответствии со своей природой и внутренними побуждениями. Посредственный человек соглашается быть одураченным ради собственной безопасности, но в итоге получает лишь иллюзорную безопасность. Непосредственный человек готов на жертву и тем самым обретает свободу.

Ольга Седакова родилась в семье военного инженера. Получила строгое воспитание: «От вида разболтанности мне физически плохо» (источник). Больше всего времени в детстве проводила с няней, крестьянкой из Орловской области, и с бабушкой. Обе исповедовали православие. Их речь, южный и северный диалект, увлекала больше, чем язык родителей. Деревенская и дачная жизнь привлекала больше городской.

В 1956-57 Ольга жила в Пекине, где работал военным советником отец. Там пошла в первый класс русской школы замкнутого городка для советских граждан. Возможно, детские впечатления отразились в зрелой книге стихов «Китайское путешествие» (1991).

Ольга сочиняла стихи с раннего детства, около пяти лет посещала литературную студию Дворца пионеров на Ленинских горах, публиковалась в «Комсомольской правде», однако уже к 17 годам стихи печатать отказались как слишком «заумные» и «религиозные».

В 1967 Ольга поступила на филологический факультет МГУ, где овладела основными европейскими языками. Круг общения в молодости составляли ученые-гуманитарии, музыканты, художники; в гораздо меньшей степени — поэты и прозаики. Большое влияние на мировоззрение оказали лекционные курсы и семинары Сергея Аверинцева, Михаила Гаспарова, Юрия Лотмана, философские факультативы Мераба Мамардашвили, Александра Пятигорского. До сих пор одна из ключевых тем в творчестве Ольги Александровны — апология разума, прозрачности и трезвости мысли и речи.

В 1973 году защитила дипломную работу по славянским древностям, в 1983 году — кандидатскую диссертацию. Зарабатывала на жизнь обзорами новейшей гуманитарной литературы, в 1983–1990 годах служила референтом по зарубежной филологии в Институте научной информации по общественным наукам АН СССР.

Художественные произведения и филологические работы Ольги Александровны почти не выходили в свет на родине. Отдельные тексты и сборники стихов распространялись в машинописных и рукописных копиях, публиковались в зарубежной и эмигрантской периодике. Первая полноценная книга «Ворота, окна, арки» вышла лишь в 1986 году (издательство YMCA-Press).

В 1989 году Ольга Седакова впервые выехала за рубеж. С тех пор постоянно участвует в научных конференциях и поэтических фестивалях Европы и Америки, читает курсы лекций в зарубежных университетах (в частности — о русской поэзии в Висконсине и Стэнфорде, о Данте — в Милане).

С 1991 сотрудник Института мировой культуры на философском факультете МГУ. C 1996 входит в попечительский совет Свято-Филаретовского православно-христианского института.

Автор Алексей Огнёв