Фриш Макс (1911-91), швейцарский писатель. Писал на немецком языке. В творчестве Фриша, отмеченном ярким экспериментаторством, — критика конформистских, филистерских взглядов мещанина (пьесы «Бидерман и поджигатели», поставлена 1958; «Андорра», 1961), нравственного индифферентизма (роман «Homo Faber», 1957), отчуждения личности в современном мире (романы «Штиллер», 1959, «Назову себя Гантенбайн», 1964, повести «Человек появляется в эпоху голоцена», 1979, «Синяя борода», 1982).
Фриш (Frisch) Макс (15 мая 1911, Цюрих — 4 апреля 1991, там же), швейцарский писатель, романист и драматург, писал на немецком языке.
В 1933 закончил Цюрихский университет, где изучал германскую филологию, работал корреспондентом в газете. В 1934-36 путешествовал по Европе. Возвратившись в Цюрих, изучал архитектуру, занимался ей до 1955 (за исключением службы в армии во время Второй мировой войны), после чего стал профессиональным писателем.
В России известен с конца 1950-х годов. Переводилась его проза: дневники, публицистика, романы («Штиллер», «Stiller», 1954; «Homo Фабер», «Homo Faber», 1957; «Назову себя Гантенбайн», «Mein name sein Gantenbein», 1964); ставились пьесы («Бидерман и поджигатели», «Biedermann und die Brandstifter», 1958; «Дон Жуан, или Любовь к геометрии», «Don Juan oder die Liebe zur Geometrie», 1962). В читательское сознание Фриш вошел одной проблемой, допускавшей разные толкования. В России Фриш был понят прежде всего как писатель, настаивающий на свободе и праве человека переделывать свою судьбу, на многовариантности жизни — идея, не допускавшаяся тоталитарным режимом. «Я не Штиллер!» — настаивал герой одноименного его романа. Он утверждал это, несмотря на заклинания жены и друзей, несмотря на приведенные доказательства абсолютного тождества с человеком по имени Анатоль Штиллер, скульптором, долгие годы жившем в Цюрихе и Париже, а потом исчезнувшим шесть лет тому назад.
Еще свободнее та же идея претворена в романе «Назову себя Гантенбайн». В романе нет неотступно развивающегося действия, нет постепенно раскрывающихся характеров. Рассказчик придумывает себе, а заодно и персонажам, с которыми он порой сливается, разные биографии и воплощения. Здесь не заметно тяжелого сопротивления реальности, столь ощутимого в «Штиллере», — в этом романе как будто можно попробовать все. Сюжет распадается на эпизоды, каждому из которых предпослан зачин «Я представляю себе...». Каждая из введенных таким образом историй имеет по крайней мере два варианта: налево пойдешь… — направо пойдешь...
«Я представляю себе... — мужчина и женщина расстаются после проведенной вместе ночи. Дальше возможны два пути: герой уезжает и так обрывает начатую «историю» или она становится его жизнью. В каждом случае он превратится в одного из двух существенно непохожих друг на друга людей: угаснут одни способности, разовьются другие. И увидев на минуту кадр из собственной будущей жизни, человек поймет, кем он стал; увидев женщину, которая будет ждать его через много лет на аэродроме: если у нее черные волосы и серые глаза, то я тот, кто не уехал тогда».
Фриш не дает «досмотреть» судьбы своих героев до их естественного конца. Дело, полагает он, не столько в них, сколько в сути человека. В поисках сути героям позволено в этом романе свободно менять свои «истории».
В опубликованном в 1950 году «Дневнике 1946-1949» Фриш записал, как деревенского парня поразила однажды тривиальная ситуация: когда человек сидит за столом с несколькими людьми, он говорит не так, как если бы рассуждал сам с собой. Он будто на время удаляется от себя, предстает окружающим лучше (а, может быть, хуже), чем он есть. Произошло приспособление к предложенным обстоятельствам. Но как далеко заходит при этом отступление от себя? Почему столь изменчиво сознание человека? Как объяснить, что влюбленный, спешащий к своей невесте, вдруг понимает, что мог бы полюбить и другую, например женщину, мелькнувшую в окне (пьеса «Дон Жуан, или Любовь к геометрии»)? В дальнейшем Фриш неотступно исследовал способность человеческого сознания к трансформации, неполное осуществление человека в данном его обличье.
В романе «Назову себя Гантенбайн» рассказано, например, об актрисе Лиле, женщине прелестной и беспорядочной. Но позже рассказчик меняет свое намерение: Лиля становится итальянской графиней. Он меняет занятия Лили и ее связи с людьми так же легко, как цвет ее волос. Где же, когда и в каком случае Лиля больше всего она сама? Или еще вариант: некто увидел в газете собственный некролог. Что осталось тогда от него, его судьбы, связей, жизни, роли, которую он привык играть? Кем он ходит теперь по свету?
Роман основан на принципе «а что, если?» — на том условии, которое, как в детской игре, высвобождает возможности, дает простор воображению. Но Фриш видит и другую сторону занимающей его проблемы. Блестящая находка автора — Гантенбайн начинает играть роль слепого. «Слепой», великодушно не замечающий обманов, незаметно ведущий заброшенное домашнее хозяйство. Но тот же образ намечает и другой подход к проблеме: слепой — это тот, кто поневоле принимает людей такими, какими они хотят казаться, тот, кто сам освобожден от многих обязанностей.
В существовании персонажей романа мало обязательного. Гантенбайн может стать, а может и не стать слепым. Может, пользуясь прикрытием «слепоты», безответственно уклониться от исполнения долга. Гантенбайн «растекается» между возможными вариантами своей жизни и собственной своей личности. Возникает сомнение: а личность ли он? Мог ли Гантенбайн стать личностью даже в щадящих условиях романа?
Именно Фриш основательней, чем другие современные писатели, осветил в своем творчестве состояние неидентичности, утраты человеком самого себя, его ущербность. Ситуация свободы, полагал Фриш, лишь отчасти может помочь человеку.
Через пять лет после романа о Гантенбайне Фриш написал пьесу «Биография». В ходе действия выявлялась неспособность героя — интеллигента, ученого — прожить по-новому свою жизнь. Получив заманчиво несбыточную возможность переиграть все сначала, герой не в силах преодолеть давление общественных и личных обстоятельств, как не в силах увидеть цель и смысл в сложившемся для него существовании.
В 1953 появилась одна из самых острых политических комедий Фриша, «Бидерман и поджигатели». Владелец небольшого парфюмерного заведения сначала пускает, сберегая собственную шкуру, в свой дом преступников, собирающихся поджечь город, уговаривая себя, что это — мирные люди, несмотря на то, что к нему на чердак перетащены канистры с бензином, потом — дает им в руки спички. В пьесе действует хор пожарников, иронически уподобляемый хору античных трагедий. Он торжественно призывает Бидермана к бдительности. Но обывателя не удержать сентенциями, когда на карту поставлена его безопасность, даже если она может быть куплена ценой, о которой сам он скорее всего даже и не думает, — ценой гибели других. Именно в тексте пьесы мимоходом обронена фраза, способная служить выражением собственного подхода Фриша к занимающим его проблемам, а вместе с тем и выражением его представлений о состоянии современного мира: «Ведь это не так просто, как вы думаете, господа, это назревает медленно, а происходит внезапно». Постепенно и в то же время внезапно для человека происходят превращения его души. Никогда еще — точно заметил Фриш — это процесс не был для множества людей таким естественным. Постепенно накапливаются мощности, готовые внезапно сотрясти общество.
Малое связывается в творчестве Фриша с большим, сознание человека — с путями истории. Как и всякий большой писатель, Фриш не дает ответов на поставленные вопросы. Но ведет к состоянию бодрствования, необходимому для ответов.
Автор: Н.С. Павлова
- Архипов Ю. М. Фриш в поисках утраченного единства // Фриш М. Пьесы. М., 1970. С. 514-572.
- Павлова Н. Человек вопрошающий (Макс Фриш) // Н. Павлова. В. Седельник. Швейцарские варианты. М., 1990. С. 244-273.
- Павлова Н. С. Швейцарские варианты. - М.: Сов. писатель, 1990.
- Пьесы. М., 1970.
- Избранные произведения. М., 1991. Т. 1-3.