Эрьзя Степан Дмитриевич

Степан Нефедов был родом из крестьян мордовского племени эрзя, языческие верования в котором сохранялись еще и в 19 в. — эрзя поклонялись священным деревьям, чтили души камней, родников и рек. Однако сам Степан Дмитриевич был православным уже в третьем поколении. Самостоятельную жизнь он начал с 14-летнего возраста и в течение десяти лет занимался самыми разными промыслами, в том числе расписывал храмы с артелями богомазов. Только после возвращения к родителям в город Алатырь, куда они к этому времени переехали, судьба будущего художника резко изменилась. Местные купцы, восхищенные декорациями, сделанными Степаном к любительскому спектаклю по произведениям А. С. Пушкина, показали его рисунки директору московского Строгановского училища, и в 1901, почти не зная русского языка, будущий художник поехал в Москву учиться. После года занятий в вечерних рисовальных классах Строгановского училища поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Год готовился стать живописцем, затем перешел на скульптурное отделение и благодаря необыкновенной природной одаренности быстро прошел все этапы обучения. Его учителем был С. М. Волнухин (автор памятника первопечатнику Ивану Федорову), с ним молодого художника связывали также и очень теплые дружеские отношения (Эрьзя помогал Волнухину после революции; пытаясь спасти, больного увез на юг, но Волнухин умер у него на руках). Большое влияние на будущего скульптора оказало также и творчество П. П. Трубецкого — представителя импрессионизма.

В 1906, не окончив курса (решил, что в училище получил все, что мог), он отправился в Италию. Там он окончательно стал называть себя Эрьзей (вставив мягкий знак в слово эрзя), считая, что таким образом заявляет миру о своем маленьком народе (на это прозвище он откликался и прежде, двойной фамилией Нефедов-Эрьзя иногда подписывал свои ученические работы).

В Италии, вдохновленный искусством Микеланджело, Эрьзя начал работать в мраморе. Быстро овладев необходимыми навыками, он рубил свои вещи сразу в камне, без предварительных эскизов и проектов (в технике прямого высекания работали немногие мастера, обычно пользовались услугами помощников). Сохранилось немного работ этого периода, среди них — статуя Иоанна Крестителя, заказанная для храма портового города Специя.

Первый громкий успех пришел к художнику в 1909 в Венеции на 8-й Международной выставке, где была продемонстрирована композиция «Последняя ночь осужденного перед казнью», созданная под впечатлением посещения Бутырской тюрьмы в Москве (в годы ученичества, Эрьзя, подрабатывая фотографом, снимал арестованных революционеров). Скульптор изобразил полуобнаженного сидящего человека, мучительно пытающегося осознать то, что ему предстоит; в нем угадывалось сходство с самим автором, что характерно для многих работ мастера. Скульптура произвела огромное впечатление на зрителей, Эрьзю стали называть «русским Роденом». А ведь всего этого могло и не быть, так как незадолго до выставки скульптура была безнадежно испорчена, и мастеру пришлось полностью восстанавливать ее всего за четыре дня. Местонахождение этой оригинальной работы, выполненной в бетоне, сейчас неизвестно, сохранились лишь воспроизведения.

В 1910 Эрьзя переехал во Францию. Выставки в Милане, Ницце и Мюнхене имели большой успех. Музей в Ницце закупил его работы, приобретали их и частные коллекционеры. В 1913 в Париже состоялась первая персональная выставка. В этот период мастер создает множество скульптурных заказных портретов, дававших значительный доход. Обладая феноменальной способностью мгновенно запоминать пластику модели, он выполняет эти работы с невероятной быстротой — всего за один-два сеанса.

В 1912 был создан скульптурный портрет Марты — его любимой женщины. Этот образ (таинственная полуулыбка, грациозный наклон головы), а также характерные приемы лепки (огромная масса фактурно обработанных волос и контрастно сглаженное лицо) в дальнейшем будет повторяться во многих женских головках мастера. В портрете «Норвежской женщины» (1914) — не очень молодой и не очень красивой женщины — скульптору удалось с необыкновенным мастерством передать сложное душевное состояние: то ли страдания, то ли счастья.

После возвращения в 1914 в Россию Эрьзя поселился по соседству с С. Т. Коненковым, оказавшим значительное влияние на последующее творчество художника. Мобилизованный во время Первой мировой войны, служил санитаром под началом врача Г. О. Сутеева, записавшего полные необыкновенных приключений рассказы Степана Дмитриевича о жизни за границей (впоследствии опубликовал).

В этот период скульптор работал не только в мраморе, он использовал и необычные для станковой скульптуры материалы, такие как цемент и железобетон («Эрзянки», «Мордовки» — железобетон, металл). Применял он также бетон с добавлением металлической стружки. Начал работать в дереве, чему способствовала не только дружба с Коненковым, известным мастером деревянной скульптуры, но и детские впечатления от искусства мордовских народных мастеров по дереву. И все же мрамор по-прежнему остается любимым материалом мастера, на поиски его редких пород он отправляется на Урал (1918-21); там переживает все тяготы послереволюционного времени и гражданской войны. В 1919 создает скульптуру «Ева» — мраморная библейская прародительница предстает перед зрителями в образе пышнотелой деревенской молодухи, эротичной и наивной одновременно. Она перекликается с работами мастеров модерна — стиля, угасание которого пришлось на годы становления Эрьзи как скульптора.

В первые послереволюционные годы Эрьзя жил как в Екатеринбурге, так и в Москве, Новороссийске, Батуми, Баку. Преподавал, участвовал в начинаниях новой власти. В 1922 им были выполнены портреты Шота Руставели, Акакия Церетели, Ильи Чавчавадзе (не сохранились), а также «Летящий», «Материнство», «Леда и лебедь» — все они были изготовлены из дерева (комель кавказского ореха, кряж кавказского дуба с их бугристой массой и вздыбленными объемами). В рамках плана монументальной пропаганды выполнял заказные декоративные работы, большая часть которых не сохранилась (памятники Свободы и Карлу Марксу в Екатеринбурге — оба цемент, 1920), а те, что сохранились, например Дом Союзов в Баку, откровенно слабые — скульптор не владел этими формами. Делал он также бюсты и головы Ленина.

В 1925 вступил в Общество русских скульпторов, участвовал с композицией «Жертвы революции 1905 года» (железобетон) в первой выставке ОРСа. В 1926 со своей выставкой поехал во Францию (успеха не имела) и на Родину решил не возвращаться. Поселился в Аргентине, так как европейские страны не принимали «красного скульптора». Вместе с Эрьзей из России уехала и его молодая ученица Юлия Кун, ставшая на протяжении нескольких лет гражданской женой учителя (послужила моделью для «Обнаженной», 1930; в 1932 вернулась в СССР).

В Аргентине художник жил в небольшом двухэтажном домике на окраине Буэнос-Айреса; регулярно выставлял свои работы на местных выставках, на собственные средства издал брошюру о своем творчестве. Единственным материалом в этот период для скульптора была древесина квебрахо и альгарробо, растущих только в южноамериканских лесах. Необыкновенно твердая (квебрахо в переводе — «руби топор», а альгарробо — «сожги топор»), она требовала кропотливой, тяжелой работы. Мастер использовал наросты и наплывы, а также корни деревьев, соединяя клеем нужные куски. Так были созданы голова-маска «Моисея» (1932), скульптурные портреты матери и отца, «Льва Толстого» (1930), «Мужика» (1944), а также множество головок юных красавиц с полированными до глянца личиками в обрамлении огромной копны волос.

В 1950 Эрьзя возвратился в СССР. Зафрахтованный советским правительством корабль привез почти все его скульптуры (более 300), а также множество кусков древесины квебрахо и альгарробо для будущих произведений. Персональная выставка скульптора, организованная в 1954 в Москве, имела огромный успех.