Дашевский Григорий Михайлович

Наследие Григория Дашевского невелико по объему. По словам поэта Марии Степановой, «перечень очевидного передают информационные ленты единым комом: поэт–переводчик–литературный критик, словно речь идет о заводе, бесперебойном и безотходном производстве литературы. Мы-то знаем, что переводчик Дашевский был такой же, как поэт, то есть переводил только то, что было ему нужно; то, так и тогда – с точностью медицинского предписания» (источник).

Григорий Дашевский был неизлечимо болен. Врачи пророчили ему раннюю смерть. Однако он дожил почти до 50 лет. По словам библеиста Анны Шмаиной-Великановой, он выстроил такие взаимоотношения с болезнью, что «окружающие нуждались в нём, а не он нуждался в ком-либо». По словам поэта и журналиста Елены Фанайловой, «Гриша вызывал такое чувство сильной, ровной, постоянной любви у всех, кто его знал, у женщин и мужчин, что теперь совсем непонятно, как смириться – то ли с его уходом, то ли с любовью, потерявшей адресата» (источник).

Своеобразие лирики Григория Дашевского в постоянном предощущении иного, нездешнего света, и в отказе от собственного Я, от голоса частного лица, ради того, чтобы дать слово другим людям и миру вокруг.

Сам поэт говорит в предисловии к сборнику «Дума Иван-чая»: «Все "я", взятые изнутри и поодиночке, невинны и особенны, а взятые извне и скопом – виноваты и одинаковы. Естественно, само это сознание своей невинности и особенности – необходимый результат действия тупого и жестокого механизма, в который как детали эти "я" включены и который из них только и состоит. Твердые винтики и должны считать себя незаслуженно страдающими цветочками (механизм же имеется уже там, где есть хотя бы двое – а двое есть всегда). Лучшее, что можно сделать, – от этого идола просто отойти. (Но при этом есть риск, что "я" окажется в зоне священного умолчания; так происходит при искусственном конструировании говорящего персонажа – лиричность витает около любых масок, только уже не в многословии, а в благоговейной тишине.) Но отойти может тот, кто не считается с правилами. А правила здесь – такие же, как с икотой: сойди на Федота, с Федота на Якова, с Якова – на всякого» (источник).

1988 – закончил классическое отделение филологического факультета МГУ
1990–1992 – преподавал латинский язык в школе
1993–1994 – читал курс «История римской литературы» на классическом отделении филфака МГУ
с 1993 – сотрудник кафедры классической филологии РГГУ
1995–1996 – литературный обозреватель газеты «Коммерсант»
1998–1999 – редактор журнала «Неприкосновенный запас»
с 2007 – литературный обозреватель еженедельника «Коммерсант-Weekend»

Папье-маше. – М.: Весть, 1994
Перемена поз. – Лейпциг, 1997
Генрих и Семен. – М.: Клуб «Проект ОГИ», 2000
Дума Иван-чая. – М., НЛО, 2001.

Трумэн Капоте, Раймонд Карвер, Роберт Пенн Уоррен, Олдос Хаксли (совместно с Виктором Голышевым)

Иосиф Бродский, Владимир Набоков

Ханна Арендт. Люди в темные времена. – М.: Московская школа политических исследований, 2003
Рене Жирар. Насилие и священное. – М.: НЛО, 2000, 2010
Рене Жирар. Козёл отпущения. – СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2010

Дитрих Бонхёффер. Хождение вслед. – М.: РГГУ, 2002
Карл Барт. Социально-политическое измерение христианства. – М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1994 (статьи «Барменская декларация» и «Познаваемость Бога»)

Зигмунт Бауман. Свобода. – М.: Новое издательство, 2006
Зигмунт Бауман. Национальное государство – что дальше. – Отечественные записки. 2002, № 6 (глава из книги «Глобализация»)

Фрэнсис Йейтс. Джордано Бруно и герметическая традиция. – М.: НЛО, 2000