Остерман, граф Андрей Иванович (Генрих-Иоганн-Фридрих) – государственный деятель (1686 – 1747), сын лютеранского пастора в Вестфалии. Принятый в 1703 г. на русскую службу, владея языками немецким, голландским, латинским, французским и итальянским и прекрасно изучив русский, Остерман был определен в 1708 г. переводчиком посольского приказа и вскоре стал получать серьезные дипломатические поручения. В 1717 г. он играл главную роль на аландском конгрессе; в значительной степени его делом было заключение в 1721 г. Ништадтского мира. С 1723 г. он был вице-президентом коллегии иностранных дел. При преемниках Петра Великого он начинает принимать видное участие и в делах нашей внутренней политики. При учреждении Верховного Тайного Совета (1726) он вошел в число членов последнего; заведовал почтами и «комиссией о коммерции». 1 января 1727 г. Остерман был назначен обер-гофмейстером (воспитателем) великого князя наследника Петра Алексеевича; это звание он сохранял и в продолжение всего царствования Петра II. Роль Остермана в событиях 1730 г. снискала ему благоволение императрицы Анны; он был возведен в графское достоинство и, в звании второго кабинет-министра, вошел в состав вновь учрежденного Кабинета. С 1733 г. председательствовал в военно-морской комиссии «для рассмотрения и приведения в добрый и надежный порядок флота, адмиралтейств и всего что к тому принадлежит». В 1734 г. получил звание первого кабинет-министра. После смерти Анны Иоанновны положение Остермана несколько поколебалось; он был пожалован в генерал-адмиралы и председательствовал во втором департаменте Кабинета, где сосредоточивались дела иностранные и морские, но звание вице-канцлера за ним не было сохранено. К концу правления Анны Леопольдовны первенствующее влияние Остермана на ход государственных дел снова начинает восстановляться. Падение Брауншвейгской фамилии прервало его служебную карьеру. Арестованный в ночь на 25 ноября 1741 г., он был присужден к смертной казни, но казнь была заменена ссылкой в Березов, где Остерман и прожил последние пять лет своей жизни. Своими служебными успехами Остерман был обязан столько же умению приспособляться к людям и к обстоятельствам, сколько недюжинным способностям крупного государственного деятеля. Он отличался не столько творческими способностями, сколько умением верно понять требования и условия данного момента и поставить себе определенные и вполне достижимые цели. Он обладал достаточною гибкостью, чтобы вовремя отступить в деталях от выработанной программы, если ей противоречили условия живой действительности. Конечная его цель оставалась, однако, постоянно одна и та же; это был государственный интерес – процветание государства, усиление его внешней мощи, при бережном по возможности отношении к народным силам. Чужой в России и вряд ли вообще способный на искреннее национальное чувство, Остерман смотрел на свою государственную деятельность как на взятую им на себя обязанность, добросовестно выполнить которую его заставляли прежде всего его собственные интересы. Приблизившись к Петру Великому и втянутый в его работу, он был, по-видимому, увлечен ею, как европеец, и верно стоял на страже этого дела и после того, как царь-преобразователь сошел в могилу, а его преемники порою забывали, порою сознательно искажали его заветы. Это не мешало Остерману относиться вполне самостоятельно и к государственной программе Петра. Пройдя серьезную служебную школу в тяжелые годы Северной войны, Остерман составил себе ясное представление о тех новых условиях, какие создавались для России ее новым положением в Европе, и о тех задачах, какие из этих условий вытекали. Ученик, во многих отношениях Петра, Остерман, благодаря отчетливости и многосторонности своего ума, являлся нередко активным помощником царя, ясно формулируя его мысли и, быть может, подсказывая порою вытекающие из них выводы. Петровская программа – главным образом в области внешней политики – воспринятая Остерманом и проводимая им с 1721 г., была в некоторых частях его собственною программою. Эта программа в последние годы петровского царствования отличалась во многих своих чертах агрессивным характером. Ближе ознакомившись после смерти Петра с внутренним положением дел в государстве и с наличными его силами, Остерман отступил от петровских принципов в сфере внутренней политики, проникнутой при Петре началом строгого меркантилизма и последовательной государственной опеки; в сфере внешней политики, оставаясь верен петровским традициям, он постепенно переходил к более примирительному направлению. В это время он становится мало-помалу истинным вдохновителем русской политики. Выделить степень личного его участия в каждом отдельном случае не всегда легко. Лавируя среди различных партий, он нередко был вынужден выжидать удобного момента, когда, после целого ряда уступок и компромиссов, он мог, наконец, открыто проводить свои взгляды. Все главные моменты русской внешней политики с 1721 по 1741 г. – требование освобождения русских судов от уплаты зундской пошлины, вопрос о голштинских претензиях и позднейшая их ликвидация, русско-шведский союз 1724 г., дела персидские, русско-австрийский союз 1726 г., восстановление в 1732 и 33 годах после двенадцатилетнего разрыва дипломатических отношений с Англией, польский вопрос в 1733 г., русско-турецкие отношения 1735 – 39 годов, завершившиеся Белградским миром – теснейшим образом связаны с именем Остермана. Участие Остермана в делах внутренней политики при Петре сказалось при устройстве коллегий, главным образом – коллегии иностранных дел. После смерти Петра деятельность Остермана по вопросам внутренней политики значительно расширяется и принимает более принципиальный характер. Наиболее рельефно эта деятельность выразилась в предпринятых, согласно его указаниям, мерах, целью которых был подъем народного благосостояния, расшатанного долгими годами войны, ослабление податного гнета и развитие платежных сил страны. Сюда относятся, например, облегчение по взиманию подушной подати (1726), переход от запретительного тарифа 1724 г., к более либеральному тарифу 1733 г., вексельный устав 1729 г., восстановление торговли с Хивою и Бухарою, учинение «свободного торга» с Китаем. Много было также сделано Остерманом для развития сети почтовых трактов и для восстановления пришедшего при Петре II в упадок флота. Уже в последние годы петровского царствования Остерману приходилось встречаться с завистью и недоброжелательством. Шафиров и голштинский министр Бассевиц, Меншиков и его противники Долгорукие, позднее Миних и Бирон – все они померялись силами с Остерманом и в большинстве случаев были побеждены. Цесаревна Елизавета, недовольная Остерманом, как обойденная в 1727 г. наследница Петра Великого, возбуждала в нем позднее подозрения, главным образом, вследствие своих симпатий к голштинским интересам. Этим отношением Остермана к Елизавете и объясняется прежде всего та суровая участь, которая постигла его при занятии ею русского престола. Те династические стремления, которые она обнаруживала порою как императрица и с которыми приходилось порою бороться ученику и противнику Остермана, Бестужеву-Рюмину, показали, что Остерман не был неправ, относясь к ней с недоверием в годы царствования Петра II и Анны. До нас дошло большое количество отзывов и известий об Остермане, не столько сообщающих фактические подробности о его деятельности, сколько отмечающих отдельные черты его характера. Большею частью эти отзывы довольно согласны между собою. Остерман, по-видимому, мало кем был искренно любим вне его узкого семейного круга. Крайняя замкнутость в частной жизни и двуличие в деловых отношениях, переходившее зачастую прямо в лживость, были, кажется, главными тому причинами. Наряду со многими несимпатичными чертами в характере Остермана отмечается, однако, и многое такое, что выгодно отличает его от многих из его современников. Будучи скуп, он отличался крайней неподкупностью. Двуличный и лживый, он не изменял тому, кому служил: современники затруднялись назвать державу, интересам которой Остерман сознательно и по корыстным соображениям приносил бы в жертву интересы России. Заботясь о своей личной карьере, Остерман успешно вел интриги против своих соперников; но руководящими мотивами его при этом, наряду с соображениями личного характера, являлось иногда и принципиальное разногласие по вопросам внешней политики. – Ср.: «Очерк истории Министерства Иностранных Дел 1802 – 1902» (СПб., 1902); Hempel «Leven und trauriger Fall Gr. v. Ostermann»; С. Шубинский «Граф А. И. Остерман» («Северное Сияние» 1863 г., часть II); Гельбиг «Русские избранники и случайные люди в XVIII веке» («Русская Старина» 1886 г., № 4); А. Кочубинский «Граф А. И. Остерман и раздел Турции» (О., 1899).
М. Полиевктов.
М. Полиевктов.