«Медея» (Medea) Италия — Франция — ФРГ, 1969, 110 мин.
Исторический фильм, приключенческий фильм.
«Медея» продолжает культурно-исторический цикл Пьера Паоло Пазолини, начатый лентой «Царь Эдип». Двигаясь из глубины веков, от античности к новым временам (неслучайно действие романа «120 дней Содома» маркиза де Сада режиссер затем перенесет из 18 века в 20-й — согласно традиции, новая история ведет отсчет от периода буржуазных революций в Европе, а для Пазолини неделимая, целостная культура ограничивается эпохой Возрождения), он стремится не только противопоставить разные цивилизации и миры. В архаичной, с точки зрения современного человека, действительности заложен, помимо истока европейской культуры новых времен, также и ее будущий распад и крах. В картине «Свинарник», снятой перед «Медеей», это выражено намеренно прямолинейно — пороки современных буржуа имеют первобытную природу.
Фильм «Медея» отражает те же безысходность и пессимизм состояния «после революции», которое было свойственно интеллигенции в конце 60-х годов. Но мир античности, сознательно вневременной и всечеловеческой, общемифологической, а отнюдь не греческой, увиден художником, как и в «Царе Эдипе», в диалектическом единстве варварского и волшебно-символического. «Медеев комплекс» — это и проявление животной, безрассудной мести, и языческий обряд жертвоприношения собственных детей в угоду богам. Недискретность древнего сознания, которое находится в единении с силами природы и божественными проявлениями, оправдывает жестокий поступок Медеи, решившей отомстить неверному Ясону. Но если «Царь Эдип» у Пьера Паоло Пазолини был все-таки разомкнут в современность, «Медея» (подобно последующей «трилогии жизни») остается замкнутой в прошлом лентой. Эдип совершил свое деяние по неведению, а в трагедии Медеи, как и в абсолютно естественном поведении героев картин «Декамерон», «Кентерберийские рассказы», «Цветок тысячи и одной ночи», есть безусловная свобода выбора. Можно самоосуществляться в зле или в любви — согласно собственной натуре, но одновременно с ощущением себя в качестве лишь части целого, а своего действия — как проявления общего порядка. Новый человек лишен даже и этой свободы выбора, и представления о целостности своей жизни. Он извиняет собственную подлость тем, что не лучше других, а во всем виноваты, в крайнем случае, общество, время, но не Провидение или Божий Промысел. В этом смысле Медея для Пазолини — последняя истинно трагическая фигура, вступившая в открытый поединок с Роком и с самой Смертью, взявшая на себя ответственность за содеянное. Есть особая закономерность в том, что ее роль сыграла великая певица Мария Каллас, которая придала образу дополнительное величие и подлинный трагизм.
Сергей Кудрявцев
В ролях: Мария Каллас, Лоран Терзиев, Джузеппе Джентиле, Марио Джиротти.
Режиссер Пьер Паоло Пазолини.