Криминальное чтиво

Криминальная драма.

Pulp Fiction — название ленты Квентина Тарантино, получившего в возрасте 31 года «Золотую пальмовую ветвь» в Канне в 1994 году, так же вошло в непереводимом виде в кинематографический обиход, как и Blow Up Микеланджело Антониони, лауреат этого фестиваля 1967 года.

Версии «Макулатура», «Бульварное чтиво», наконец, «Криминальное чтиво» передают лишь часть вкладываемого смысла — даже в эпиграфе-ссылке из словаря содержится намек на бесформенность и податливость материала, который, как глина в руках гончара, мнется и приобретает различный вид. Впрочем, режиссера, с насмешкой играющего и одну из ролей в новелле «Ситуация с Бонни», можно сравнить с кукловодом, единоличным властителем театра марионеток, своего рода Карабасом-Барабасом. Квентин Тарантино, в отличие от Мартина Скорсезе, одного из кумиров-соотечественников (этот италоамериканец тоже в возрасте 31 года добился шумной известности благодаря гангстерской драме «Злые улицы»), откровенно играет в кинематограф, как в детскую игру, забавляется всей этой «криминальной фикцией».

Его прихотливые сюжетные конструкции, где все принципиально меняется местами, развертывается не в хронологической и логичной последовательности, следовало бы сравнить с причудливыми композициями другого нетрадиционного, более европеизированного режиссера Роберта Олтмена, опробовавшего прием киномозаики сначала в «Нашвилле» (1975), а затем развившего в фильмах «Игрок», «Короткий монтаж» и «Готовое платье». И все же Тарантино грубо и демонстративно обрывает сцены, монтирует их по-годаровски — в синкопическом ритме или в темпе прерывистого дыхания. Между прочим, на заставке Pulp Fiction появляется не только кадр из дебюта Reservoir Dogs. Название фирмы Bande a part позаимствовано именно у Жан-Люка Годара — из гангстерской картины с заголовком, который обычно переводят как «Отдельная банда», но, кстати говоря, la bande по-французски имеет и другой смысл: «лента», «пленка», то есть один из лидеров «новой волны» уже в 1964 году подчеркивал «киношную вымышленность» рассказываемой истории про бандитов.

Pulp Fiction можно назвать как бы «На последнем дыхании» 1990-х годов, а самого Квентина Тарантино — представителем американской «новейшей волны». Но через 30 лет кино уже испытало влияние суперзрелищного кинематографа спецэффектов и постмодернистского иронически-цитатного искусства. А сам Тарантино — не просто киноман, как воспитанники Андре Базена и Анри Ланглуа, а стихийный «синефаг» («пожиратель фильмов», по меткому выражению французских критиков), первый профессиональный режиссер-видеоман, насмотревшийся за несколько лет работы в видеотеке, причудливо сочетая любовь к гонконгским лентам кунфу и, допустим, к изящно-лукавым моральным басням Эрика Ромера, тоже одного из родоначальников «новой волны». Разумеется, Pulp Fiction — новаторское достижение и в типично американском гангстерском жанре, поворот на 180 градусов, демистификация и деромантизация его героев — «врагов общества номер один». Диллинджер и Аль Капоне давно уже мертвы. Френсис Коппола в «Крестном отце» и Серджо Леоне в «Однажды в Америке» дошли до предела эпизации и трагедийности, одновременно представив своеобразную антологию приемов гангстерского кино. После них мог прославиться только тот, кто подверг бы устоявшуюся мифологию дерзким и язвительным сомнениям.

Персонажи Pulp Fiction, несмотря на собственную дурость, беспечное ребячество, словонедержание местных краснобаев и ложно залихватскую имитацию отчаянных поступков, кажутся не «прирожденными убийцами» (если использовать название ленты Оливера Стоуна, от которой Квентин Тарантино, автор первоначального сценария, громогласно отрекался), а словно заигравшимися со спичками детьми и ненароком поджегшими собственный дом. Тарантиновские преступники и те, кто помимо своей воли втянуты в орбиту гангстерского промысла, на самом деле выглядят как жалкие слепые котята, которые тыкаются куда попало.

Вроде бы им посланы тревожные предупреждения — и чернокожий лжемститель Джулс (в его имени — явная отсылка к одному из героев «Жюля и Джима» Франсуа Трюффо) намерен отказаться от чтения гневных проповедей из «Книги пророка Иезекииля» перед тем, как жестоко разделаться с кем-либо, и даже хочет поспешно забросить грязное ремесло. Но произойдет ли это? Не ждет ли его та же участь, как и Винсента Вегу, живущего на авось, передвигающегося развинченной походкой, слегка пританцовывая (свободно и естественно сыграл его Джон Траволта). Дважды он избегает кары, буквально отмазывается от крови, но в третий раз становится жертвой чтения книжной макулатуры в туалете.

Тем не менее Квентин Тарантино, благодаря власти распорядителя людских судеб, спасает от смерти почти всех и даже неудачливого Винсента Вегу — персонаж, погибший во второй новелле, как ни в чем не бывало появляется в третьей. Сюжетный ход остроумен — растянутые во времени флэшбэки и флэшфорвардсы тасуются, как карты в колоде опытного шулера. Однако режиссер использует прием киноинверсии не только для хохмаческого разрушения целлулоидных иллюзий. Его удаляющийся живым и невредимым Винсент-дурачок в финале Pulp Fiction может отдаленно напомнить медленно бегущего в предсмертном порыве Мишеля Пуакара из фильма «На последнем дыхании». Герою Траволты даруется «предпоследнее дыхание», отсрочка Страшного Суда.

Pulp Fiction — это праздник кино, бенефис киномана, феерия выдумки и насмешки. Но и трогательная история о том, что не надо читать комиксы в туалете. Мода может пройти — но Квентин Тарантино останется в истории кинематографа. И он вполне соотносится не только с Годаром, но и с именно американским, дерзким и новаторским деятелем кино — Орсоном Уэллсом. Слово «pulp» в названии тарантиновского фильма отсылает как раз к 1930-м годам, когда зарождалась дешевая криминальная литература, а также различные фантастические комиксы, питающие суперзрелищный кинематограф конца 20 века.

Сергей Кудрявцев

В ролях: Джон Траволта, Самюел Л. Джексон, Ума Турман, Харви Кайтел, Тим Рот, Аманда Пламмер, Мария ди Медейруш, Брюс Уиллис, Винг Реймс, Эрик Столц, Розанна Аркетт, Кристофер Уокен, Квентин Тарантино.

Режиссер Квентин Тарантино.