Де Кирико Джорджо

Джорджо Де Кирико родился в греческом городе Волос, где его отец-инженер занимался строительством железной дороги. Джорджо и его младший брат Андреа (впоследствии ставший известным писателем и музыкантом, известным под псевдонимом Андре Савиньо) выросли в атмосфере интеллигентной итальянской семьи, принадлежавшей к древнему роду. Де Кирико окончил греческий лицей в Волосе, а затем Политехнический институт в Афинах, брал уроки в Волосе у местного живописца Мавродиса. В 1905 — с матерью и братом после смерти отца переехал в Германию, избрав для дальнейшего образования Мюнхен. Де Кирико назвал этот город «Новые Афины». Занятия в Академии художеств, знакомство с собраниями музеев обогатили художника. Особенно его внимание привлекли произведения немецких символистов — Арнольда Беклина и Макса Клингера. Под влиянием их «вневременной» мифологии и воспоминаний о Греции было написано полотно «Битва кентавров и лапифов» (1909, частное собрание). Получив хорошее гуманитарное образование, Де Кирико знал греческую философию и литературу, увлекался немецкой философией, переводил на итальянский Шопенгауэра и Ницше, они были для него теми, кто первыми объяснили «природу творческого гения». В атмосфере увлечения немецкой культурой 19 в. и родилась «метафизика» Де Кирико.
Категория l'enigma («загадка»), лежащая в основе метафизической живописи художника, означала (как писал сам Де Кирико в книге «Воспоминания о моей жизни», 1945) личное воспоминание, «неожиданное и волнующее уточнение деталей, будоражащих воображение, которые хранятся в ощущениях, ностальгии по детству». В статьях «Метафизическая эстетика» (1918), «Метафизическая живопись» (1919), философском эссе «Механизм мышления» он объяснял программу метафизической живописи, процесс творчества «метафизика» — создателя «новой психологии вещей». На своем автопортрете (1911, Нью-Йорк, Музей современного искусства), композиционно напоминающем автопортрет А. Беклина, молодой художник сделал надписи «Что любил бы я, если бы не загадку?». Эти слова стали программными для его последующего творчества. Воспитанный в атмосфере итальянской и немецкой культурных традиций начала 20 века, разделяя идеи Б. Кроче о сближении философии и искусства, об интуиции, как средстве постижения сущности искусства, он всегда ценил эстетическую программу в творчестве современных мастеров, отделял подобное искусство от «технических приемов», каковыми, например, считал импрессионизм или пуантилизм.
В 1910 Де Кирико переехал с матерью и братом во Флоренцию, где были написаны первые метафизические полотна: «Загадка оракула» (1910, частное собрание), «Загадка осеннего полдня» (1910, Нью-Йорк, Музей современного искусства). Флоренция стала первым «метафизическим» городом Де Кирико, ее площади и памятники составили канву этих работ. Столь же поэтичным «городом-воспоминанием» стал в его картинах и Турин, который Де Кирико посетил в июле 1911, по пути во Францию. Он назвал его «Квадратный город», очаровавший его средневековыми замками и дворцами, регулярными площадями, воспоминаниями о Ф. Ницше, написавшем здесь в 1888 «Так говорил Заратустра».

Эскиз портрета Г. Аполлинера

С матерью и братом в июле 1911 Де Кирико приехал в Париж. Здесь братья де Кирико приобрели известность и здесь впервые полно раскрылось дарование каждого. В ателье на берегу Сены были созданы наиболее значительные произведения «метафизического» периода «Вокзал Монпарнас» (1914, Нью-Йорк, Музей современного искусства), «Песнь любви» (1914, частное собрание), «Портрет Гийома Аполлинера» (1914, Париж, Музей современного искусства), «Загадка и меланхолия улицы» (1914, Нью-Йорк, Музей современного искусства), «Завоевание философа» (1914, Чикаго, Художественный институт). Гийом Аполлинер одним из первых оценил талант Де Кирико, сумевшего избежать влияния ярких мастеров, работавших в эти годы в Париже, организовал его первую выставку в мастерской на ул. Нотр Дам де Шан в октябре 1913. А. Бретон познакомил Де Кирико с П. Гийомом, в коллекции которого были полотна Матисса, Пикассо, Модильяни.

Неуверенность поэта

В Париже родился интерес обоих братьев Де Кирико к искусству театра. О музыке Андре Савиньо, его балете-пантомиме «Смерть Ниобы», осуществленной «Русскими балетами», в духе футуристических экспериментов писал Аполлинер. Как некие символы Флоренции, Милана, Турина, как каменные видения прошлого возникают архитектурные и скульптурные памятники в полотнах парижского периода: «Песнь любви» (1913, частное собрание) и «Ностальгия по бесконечности» (1913, Нью-Йорк, Музей современного искусства). Это символы путешествия памятью в мир вечных ценностей, мир традиции, которые сам художник называл «археологическими окнами». Грациозная фигурка девочки, катящей обруч в полотне «Ностальгия по бесконечности» звучит контрастом «вечному» — пустынной улице города в ее музейном, ренессансном обрамлении. В полотне «Песнь любви» напряженная экспрессия сопоставленных предметов — слепка статуи Бога любви Аполлона и красной резиновой перчатки, зеленого шара, угла аркады палаццо, локомотива, движущегося за кирпичной стеной — рождает особую метафизическую гармонию вещей — знаков, носителей определенной истории и традиции прошлого и нового времени.
Летом 1915 Де Кирико переезжает в Феррару в связи со вступлением Италии в мае того же года в Первую мировую войну. Братья были призваны на фронт. Де Кирико назвал город «самым метафизическим», «городом снов», так как здесь родилось его содружество с К. Карра, Дж. Моранди, Ф. Де Пизисом, ставшими его единомышленниками в воплощении идей метафизической живописи. Героями полотен 1915-18 гг. («Трубадур». 1917, частное собрание; «Гектор и Андромаха», ок. 1918, частное собрание) становятся некие фантомы-манекены без черт лица. «Цитаты» из разных эпох соотнесены в работах феррарского периода («Большой метафизический интерьер». 1917, частное собрание; из серии «Метафизические интерьеры», 1916-1919) с современностью, приобретая ностальгическую тональность, оттенок травестии, так как мир видится «метафизиками» как «бесконечный музей странностей». Таинственную многовариантность ассоциаций рождают и предметы в серии «Евангелические натюрморты» (1916-19), сакральная символика которых связана с христианским пониманием добродетели и морали. Работы феррарского периода несут отпечаток обостренного мироощущения, чем более поэтичные произведения, написанные в Париже.
Первая совместная выставка «метафизиков» состоялась в мае 1918 в Галерее «Эпоха» в Риме, куда Де Кирико вскоре переехал из Феррары, Здесь при журнале «Пластические ценности» в начале 1920-х гг. они составили группу живописцев и критиков, в которую кроме братьев Де Кирико вошли К. Карра, А. Соффичи, М. Брольо и др. В феврале 1919 в галерее известного фотографа А. Дж. Брагальи состоялась первая персональная выставка художника в Италии. Римский период совпал с годами «черного двадцатилетия» — временем упрочнения фашизма в послевоенной Италии. В эту трагическую для Италии эпоху Де Кирико оставался приверженным своей главной теме — истории, культуре, рассказу о творчестве. Он избирает позицию «герметизма»: обособления от царящих в обществе идеологических постулатов. Он находит поддержку своим мыслям в вечной классике. Так рождается «неоклассицизм» Де Кирико. В его новой эстетической программе не было ничего общего с «неоклассицизмом» мастеров группы «Новеченто», их помпезно-монументальным стилем, а жила поэтическая и лирическая интонация, ощущался поиск живой связи классики с современностью. Поиск новой поэтики сопровождался и изысканием новых изобразительных средств. В статье «Возвращение к ремеслу» (1919), опубликованной в «Valori plastici», он писал о необходимости возврата к традиции, к классической манере живописи старых мастеров. Лозунг «pictur classicus» должен стать лейтмотивом его творчества и, как он полагает, целью каждого истинного художника. В 1920-е гг. Де Кирико создает натюрморты («Священные рыбы», 1919, Нью-Йорк, Музей современного искусства), пишет портреты («Композитор Альфредо Казелла», 1924, частное собрание), статьи о любимых мастерах — А. Беклине, Рафаэле, Г. Курбе, импрессионистах, копирует полотна старых мастеров в музеях Рима. Серия автопортретов 1920-х гг. звучит как диалог с Тицианом, Рафаэлем, Энгром, А. дель Сарто («Автопортрет с матерью». 1919. США, фонд Э. Джеймса; «Автопортрет с братом», 1924, частное собрание).
С 1920-х Де Кирико постоянно принимал участие в оформлении оперных спектаклей («Орфей» Дж. Монтеверди; «Ифигения» И. Пиццетти; «Пуритане» В. Беллини и др.), привнося в сценографию поэтическую метафору «метафизической живописи». Одной из наиболее цельных живописных серий этого периода стал цикл «Римские виллы» (1920-е гг.), полотна которого населены образами дам и рыцарей, вызывая в памяти литературные образы Т. Тассо и Л. Ариосто, живопись С. Мартини, сказочно-таинственные пейзажи феррарских мастеров. Как воспоминание об античной культуре, о детстве звучат полотна «Отплытие аргонавтов» (ок. 1921, частное собрание) и «Орест и Электра» (1922-1923, частное собрание), манера исполнения которых заставляет вспомнить работы ренессансных мастеров.

В связи с назначенной на март 1925 выставкой в галерее Леона Розенблюма Де Кирико уезжает в Париж. Он продолжает создавать полотна в «неоклассицистическом» стиле, обогащая их новыми впечатлениями. В полотнах циклов «Лошади у моря», «Гладиаторы», «Археологи», «Мебель в долине», сцены из истории Улисса, Ахилла, Ипполита — выражены мысли о древней античной культуре и современности, которые переплетены в неком вневременном коллаже сновидений. Его амазонки, гладиаторы, герои мифов, «одиссеи вещей» из серии «Мебель в долине», лошади на морском побережье — образно словно выражают мысль Де Кирико, — романтика и мечтателя из его романа «Эбдомерос» (1929, написан на французском) о том, что «лучше жить фантазией». Еще в годы первого пребывания в Париже Де Кирико сблизился с группой сюрреалистов, возглавляемой А. Бретоном, принимая участие в их выставках. Его взгляды оказали влияние на сюрреалистов, но в 1928 отношения завершились разрывом и он был в шутливой форме «отлучен» от сюрреализма.
В Париже Де Кирико впервые обратился к технике фрески, исполнив роспись «Лошади на берегу моря» на фасаде небольшого павильона с бассейном в парке дома Л. Розенберга. В 1933 в Италии он принял участие в создании цикла фресковых украшений выставочного павильона для Миланской триеннале на тему «Культура Италии в ее наиболее значительных проявлениях». Крылатый белый Пегас парил во фреске на фоне Колизея и собора Св. Петра, а поэты и художники вдохновенно предавались мастерству. К сожалению, роспись была разрушена, так как ее лирический образный язык не соответствовал идеологическим установкам культурной программы.
Период 1935-38 гг. Де Кирико проводит в Америке по приглашению коллекционера Дж. Барнеса, организовавшего серию его выставок. Полотно с ироничной подписью «И я был в Нью-Йорке» с изображением античных мест на фоне небоскребов — свидетельство новых впечатлений, открытия новой культуры. Период 1940-41 он проводит в Милане, создав произведения, темы которых были навеяны событиями войны (литографии к «Апокалипсису»), полные иронии и фантазии. В Милане Де Кирико впервые обратился к скульптуре, в которой выразил ощущения тревожного времени («Пьета», бронза). С 1944 — навсегда поселился в Риме, где была завершена книга «Воспоминания о моей жизни» — размышления о предназначении художника. В позднем творчестве он остался верен своим поискам 1910-30-х. Шутя, он любил говорить, что его правая рука — «реалистическая», а левая — «метафизическая», так как обе эстетические программы были одинаково важны для него, никогда не ощущавшего исчерпанность своей тематики. Недолгое увлечение искусством барокко в 1940-50-е гг. («Портрет в костюме 17 века», 1959, частное собрание) было «таинством воспоминания», возможностью погружения в новый пласт искусства классики. Его поздние «метафизические» произведения (серия «Загадочные купальни», 1950-60-е) являлись стилизацией на старую тему, уже ставшую классикой, с которой вошел в искусство этот «рыцарь метафизики». В 1950-70-е он много занимался иллюстрированием книг, работал для театров Ла Скала в Милане, Римской Национальной оперы. Лондонской Ковент Гарден, театра в Афинах.

Автор: Е.Д. Федотова