Гандлевский Сергей Маркович

Ключом к поэзии Гандлевского может стать восьмистишие из «Стансов», посвященных памяти матери: «Об пол злостью, как тростью, ударь, шельмовства не тая, / Испитой шарлатан с неизменною шаткой треногой, / Чтоб прозрачная призрачная распустилась струя / И озоном запахло под жэковской кровлей убогой. / Локтевым электричеством мебель ужалит — и вновь / Говори, как под пыткой, вне школы и без манифеста, / Раз тебе, недобитку, внушают такую любовь / Это гиблое время и Богом забытое место».

В эссе «Разрешение от скорби» (впервые опубликовано в 1991 году) поэт условно называл близкую ему тогда эстетику критическим сентиментализмом. Речь не идет о частном случае неразделенной любви. Сама тайна мира поругана безвоздушностью окружающей действительности. Как быть стихотворцу? Первый путь — «вдохнуть чистый воздух подлинной культуры», «встать с четверенек в полный рост» благодаря «одической плавности слога». Альтернатива во всепоглощающей насмешке. Критический сентиментализм означает нечто промежуточное: сочетание подлинности переживаний с пристальностью взгляда. Строгая стихотворная форма ушедшего века запечатлевает отчаяние и ущербность века нынешнего.

В девяностые годы стиль Гандлевского становится резче, суше, ироничнее, злее. После публикации большой книги стихов «Праздник» (1995) в периодике ежегодно появляется не больше двух-трех стихотворений.

Фамилия поэта происходит от польского «гандлевать» — «торговать». Прапрадед Сергея Марковича по отцовской линии был купцом второй линии. Прадед был врачом с университетским образованием, участвовал в русско-японской войне. Дед Моисей Давидович получил инженерное образование, во время Великой Отечественной войны стал уполномеченным наркома вооружения Дмитрия Устинова. Отец Марк Моисеевич и дядя Юрий Моисеевич также выбрали инженерные профессии. «Дед-начальник дневал и ночевал на службе, появлялся редко, внезапно и внушал трепет. Жизнь с верховной подачи мыслилась как нечто, приводимое в движение силой воли и движущееся по колее долга. А поскольку соответствие спущенным сверху идеалам превышало меру человеческих возможностей, домашние, дети в особенности, чувствовали себя виноватыми в собственном несовершенстве и в свой черед упражнялись в административно-командных взаимоотношениях на уровне детей. Такой получался классицизм — в тесноте и в обиде» (источник).

Предки Сергея Марковича по материнской линии принадлежали к духовному сословию. Прадед, священник Александр Орлов, отбывал срок в Соловецком лагере. Дед Иосиф Дивногорский был ветеринаром, умер, когда будущей матери поэта Ирине было четыре года. «Я морщусь от жалости, когда представляю себе десятилетия пугливого существования этих трёх поражённых в правах, уязвимых и беспомощных женщин — вдовы-попадьи, вдовы-поповны и девочки Иры: хамские коммуналки, пытка трудоустройства с бдительными кадровиками, анкетами и прочим. Так что с материнской стороны — белое пятно» (источник).

2013

Сергей Маркович не раз называл детские годы пасторальными и немало стихов посвятил матери. Родители были внимательны к сыновьям. Они заметили в Сергее неравнодушие к животным и видели в нем будущего биолога. Однако подросток внезапно решил стать писателем, хотя в те годы всерьез не сочинял ни прозы, ни стихов. Возможно, сказалось влияние дяди, дружившего с бардом Юрием Визбором и поэтом Юрием Ряшенцевым. «По существу, как теперь я это расцениваю, я тогда предал семейный — причем нескольких поколений — идеал жизни как волевого усилия и преодоления и предпочел облегченный вариант — жизнь в свое удовольствие» (источник). Из математического класса мальчик перевелся в гуманитарный, где литературу преподавала выпускница московского Института философии, литературы и искусства (ИФЛИ). «Она ко мне благоволила, я перед ней благоговел» (источник).

В 1970 году Гандлевский поступил на русское отделение филологического факультета МГУ. Вначале пробовал свои силы в прозе, затем неразделенная любовь стала поводом для первых подлинных стихов. Посещал университетскую литературную студию «Луч», где познакомился с поэтами Алексеем Цветковым, Бахытом Кенжеевым, Александром Сопровским. Они составили костяк литературной группы «Московское время». Молодых людей объединяла скорее дружба, чем общность эстетических взглядов. Однако все они сочетали насмешничество с идеализмом. «Мы считали, что смерть — это еще не конец. Мы не считали, что в жизни нет замысла и что Вселенная — стечение каких-то молекулярных обстоятельств. Мы не относились к поэзии как к простой разновидности человеческой деятельности: один тачает сапоги, а другой пишет в рифму. При этом все-таки мы были ребята-зубоскалы, поэтому жреческая поза в чистом, символистском виде не приветствовалась. И поэтика у многих из нас соответствующая — на стилистическом перепутье. С одной стороны, читатель может понять, что у автора есть какие-то самые серьезные идеалы и намерения, а с другой — я надеюсь, понятно, что автор не надутый дурак. А в поэзии для нас тогда безусловной удачей и пределом стремлений казался акмеизм. С этими вкусовыми представлениями мы и жили какое-то время. [...] потом я сообразил, что, следуя поэтике акмеизма и не очень вникая в то, какое сейчас «тысячелетье на дворе», можно научиться продуцировать красивые и вполне ненасущные стихи. Я знаю людей, которые в эту западню попали. Я спохватился, что более или менее красивые стихи я писать научился, но они имеют мало отношения к тому, как и чем я живу. В итоге несколькими ложками дегтя я постарался бочку меда разбавить, справедливости ради» (источник).

После окончания университета поэт служил пионервожатым, школьным учителем, гидом в музее «Коломенское» и Кирилло-Белозерском монастыре, рабочим сцены в Театре имени Моссовета, ночным сторожем («Я сам из поколенья сторожей»). Много путешествовал, участвовал в естественнонаучных экспедициях («...а молодость моя, / Любимая, как детство, потеряла / Счет легким километрам дивных странствий»). Охота к перемене мест и неравнодушие к алкоголю стали формой бунта против удушающей власти. «Водка была суррогатом свободы, карнавалом в шестиметровой кухне или полуподвальной мастерской» (источник). Стихи выходили в свет в заграничной периодике, в Советском Союзе за незначительными исключениями не публиковались.

В 1983 году он женился, вскоре на свет появились сын и дочь.

В 1993 году у Гандлевского обнаружили и благополучно удалили опухоль мозга. Возвращение памяти на слова стало импульсом к созданию художественной прозы с автобиографической подоплекой.

С 1994 года Сергей Маркович работает старшим редактором отдела критики и эссеистики журнала «Иностранная литература».

В 2003 году стал членом Русского ПЕН-центра.

В настоящее время является литературным сотрудником журнала «Иностранная литература».

Поэт антипатичен к политике Владимира Путина, участвовал в оппозиционнах митингах и шествиях.