Аксаков, Константин Сергеевич, один из крупнейших представителей «славянофильского» направления. Родился 29 марта 1817 года в селе Аксакове, Бугурусланского уезда, Оренбургской губернии, умер 7 декабря 1860 года на острове Занте. Биография А. не богата внешними фактами, но общий склад его личной жизни с раннего детства до могилы многое выясняет в его мировоззрении и отношениях к основным вопросам русской жизни. Старший сын Сергея Тимофеевича не только вырос, но и всю жизнь провел в характерной семейной обстановке. Несомненно значительным было влияние отца, отличавшей его глубины чувства, теплоты и живости воображения, его «русского направления», оптимистического отношения к помещичьему быту, художественно-археологического увлечения старой Москвой. Глубокая привязанность к отцу наиболее сильное чувство в личной жизни А.: горе после смерти Сергея Тимофеевича расшатало его здоровье и свело через 1 1/2 года в могилу. От матери, Ольги Семеновны, урожденной Заплатиной, А. унаследовал, быть может, отличавшую его от пассивной, более созерцательной натуры отца, боевую энергию в защите своих воззрений: Ольга Семеновна была дочерью пленной турчанки. До 9 лет А. рос в деревне, Аксакове-Багрове, затем Надеждине-Парашине, чем и исчерпалось личное общение его с крестьянством, оставившее на всю жизнь ряд отрадных и живых впечатлений, на которые А. любил ссылаться в спорах с противниками его направления. С 1826 года А. почти безвыездно живет в Москве, далекий от встреч с реальными условиями житейской борьбы и суровыми чертами житейской действительности. Попытка поехать за границу в 1838 году была испорчена отсутствием привычки жить самостоятельно и заботиться о своих потребностях. Не выдержав докуки мелочей жизни, А. едва еле пять месяцев выдержал вне отчего дома. Эти черты существенно освещают его индивидуальность, как идеалиста-теоретика. В 1832 году пятнадцатилетний А. поступил на словесный факультет Московского университета и окончил курс кандидатом в 1835 году. Студенческие годы связали его с кружком Станкевича, высокая идеалистическая настроенность которого глубоко захватила А. «Видя, писал он позднее, постоянный умственный интерес в этом обществе, слыша постоянные речи о нравственных вопросах, я, раз познакомившись, не мог оторваться от этого кружка и решительно каждый вечер проводил там». Вместе с друзьями А. погрузился в изучение немецкой философии, в частности Гегеля. Но крепкая семейная традиция, ставшая второй натурой, не замедлила поставить А. в противоречие с безоглядным рационализмом русских гегелианцев. Сложившееся в кружке общее воззрение на русскую жизнь и на русскую литературу, «большею частью отрицательное», постоянные «нападения на Россию, возбужденные казенными ей похвалами», поражали А. и, по собственному его свидетельству, причиняли ему боль. Но этот разлад привел к разрыву лишь позднее. Пока в Станкевичевском кружке «отрицательное» направление выражалось преимущественно в вопросах литературных и отодвигалось на второй план идеалистическим «прекраснодушием», пока, затем, члены кружка переживали период «правого» гегелианства и «примирения с действительностью», А. жил с ними общей жизнью, оставившей след в душевной личной симпатии к противникам, с которыми пришлось вести непримиримую и полную взаимной нетерпимости принципиальную борьбу. Эта связь порвалась после кончины Станкевича и отъезда Белинского в Петербург (1839), когда Белинский, доведя свое увлечение правым гегелианством до крайностей «Бородинской годовщины», пережил крутой перелом в сторону страстной критики русской действительности. А. в эту пору сближается с другим кругом старших основателей славянофильства: Киреевскими и Хомяковым. Теоретические основы их учения А. принял готовыми; оно прекрасно отвечало тем настроениям и симпатиям, какие взрастили в нем отчий дом и личный характер. Теми же чертами, воспитанными в А. влиянием отца, определилось и место, занятое им в кругу славянофилов. Художественно-археологическое увлечение старинным русским бытом и своеобразием национальной жизни вообще, глубокая нравственная потребность в положительном, сочувственном отношении к национальной жизни сделали А. историком славянофильской школы. Значение А. в развитии славянофильства именно в том, что он более чем кто-либо другой поставил это учение в тесную связь с пониманием и оценкой конкретных особенностей русской исторической жизни. Во всей литературной деятельности своей А. развивает воззрение на славянофильские идеалы как на действительные основы русской жизни в ее прошлом и настоящем, приветствуя и проповедуя положительное отношение к ней и в науке, и в художественном творчестве. Осуществление этих идеалов представлялось ему возвратом к старине, еще живой в недрах народной массы. И возврат этот он понимал образно, придавая, вместе с отцом, большое значение наружности, которая «составляет тон жизни», освобождению от «западной моды». А. отпускает бороду, ходит в косоворотке и мурмолке. Запрет этой одежды, приказ сбрить бороду приводит в отчаяние Аксаковых: «конец надежде на обращение к русскому направлению!» Литературная деятельность А. по форме весьма разнообразна: стихи, комедии, филологические исследования, литературно-критические и исторические статьи. Стихи, которые А. писал в течение всей жизни, не поэзия. Это дидактические стихотворения, развивающие ту или иную мысль. Задолго до 1860-х годов А. утверждал, что «общественный элемент... существенный элемент литературы нашей», особенно в такие, как переживаемая его поколением, «эпохи исканий, исследований, трудовые эпохи постижения и решения общих вопросов». И его стихотворения призыв и проповедь. В 1843 году написан «Возврат», с призывом: «пора домой», в Московскую Русь. Стихотворение «Петру» выражает упрек преобразователю за насилие над русской жизнью и веру, что народ русский возродится в своей самобытности «с своею древнею Москвой и жизнь свободный примет ход». Таковы все стихотворения А.: для изучения его воззрений это материал не менее важный, чем его статьи. Полного собрания их, как и вообще полного собрания сочинений А., не существует. Таковы и драматические произведения А.: «Освобождение Москвы в 1812 году», «Князь Луковицкий»; лишенные литературных достоинств, они выпукло выражают тенденции А. Суть первого в речах представителя земщины Прокопия Ляпунова, выражающего взгляды А. на значение народа, земли против бояр; суть второго в идеализации воззрений и быта крестьянства, в противовес ничтожеству помещичьего общества. Среди филологических работ А. особняком стоит диссертация на степень магистра русской словесности (1846 год; диспут в 1847 году): «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка». Этот труд дань воззрениям гегелианского периода; в нем находим оправдание Петровской реформы как «решительного освобождения от исключительной национальности, решительного перехода в другую, высшую сферу» от старины, «лишенной уже жизни внутри». Остальные филологические работы А. ставят задачу «самобытного воззрения» на русский язык, освобождения его от подведения «под формы и правила иностранной грамматики». Литературно-критические статьи А. начинаются с мелких рецензий в «Телескопе», «Молве» и «Московском Наблюдателе» конца 1830-х годов. Сложившееся его воззрение выражено в позднейших статьях: «Несколько слов о поэме Гоголя: Похождения Чичикова или Мертвые Души» (отд., М., 1842), вызвавшей полемику между А. и Белинским (ответ А. в «Москвитянине» 1842 года, № 9); в рецензиях за подписью «Имярек» в «Московском литераторе и ученом сборнике», 1846 год; в «Русской Беседе» за 1857 год («Обозрение современной литературы») и 1858 год («О повести госпожи Кохановской: «После обеда в гостях»); в «Молве» за 1857 год. В критике основная мысль А. осуждение «подражательности», требование «самостоятельности умственной и жизненной». И его критерий приводит к предпочтению Кохановской Тургеневу, потому что Тургенев «не прямо смотрит на предмет и на человека, а наблюдает и списывает», Кохановская же не анализирует, а дает «здоровое дыхание цельной жизни». А. пишет Кохановской, что она «первый русский художник, ставший не в отрицательное, а в положительное отношение к русской жизни», притом не искусственно, как Григорович, а свободно и цельно. Поэтому для А. повести Кохановской, вместе с «Семейной хроникой» С.Т. Аксакова, «начинают собой новую эпоху в литературе». В том же критерии корень двойственности отношений А. к Гоголю : от него ждали раскрытия художественно-положительного отношения к русскому быту, но он остался «величайшим писателем русским, не договорившим своего слова, которое рвалось уже в новую область». Важнейшая область литературного наследия А. его исторические сочинения: ряд статей и заметок. По поводу «Истории России» С. М. Соловьева А. высказал мысль, что «в настоящее время, при состоянии исторической науки, история России невозможна»; он упрекал автора в том, что «он очень легко и скоро строит русскую историю, тогда как еще не известно, когда наступит для нее время»; пока на очереди «время исследований, изысканий, приготовительной обработки». А. не ожидал, однако, накопления материалов и монографий и тоже «строил русскую историю» не в систематическом труде, но в цельном воззрении на основные черты русского исторического развития. Отрицая возможность стройного изложения русской истории, он выдвигал ряд широких обобщений, вытекавших из готовой доктрины, иллюстрируемой историческими ссылками. Теории родового быта он противопоставил теорию быта общинного, в статьях: «Родовое или общественное явление был изгой?» («Московские Ведомости», 1850 год, № 97) и «О древнем быте у славян вообще и у русских в особенности» («Московский Сборник», т. I, 1852 год), с заключением, что «община постоянно была... основою русского общественного устройства», и что «русская земля есть изначала наименее патриархальная, наиболее семейная и наиболее общественная (именно общинная) земля». Отрицая всякую роль насилия в образовании как древней княжеской, так и московской государственной власти, А. поясняет «добровольное признание власти» тем, что народ русский, «отделив от себя правление государственное... оставил себе общественную жизнь и поручил государству давать ему возможность жить этой общественной жизнью» (записка 1855 года «О внутреннем состоянии России»). Дуализм земли и государства, их противоположение, сильно укоренившееся в сознании русского общества Николаевских времен, представляется А. существенной чертой и политического быта, и мировоззрения русского: «государство никогда у нас не обольщало собою народа... Не хотел народ наш облечься в государственную власть, а отдавал эту власть выбранному им и на то назначенному государю, сам желая держаться своих внутренних, жизненных начал». Эта черта следствие предпочтения русским народом пути «внутренней правды» и его пренебрежения к «внешней правде», устанавливаемой принудительным законом. Идеалы общинного строя всего быта и путей «внутренней правды» А. представляет исконными основами национальной русской жизни, принципиально противоположными основам исторической жизни западной Европы, строившей свой быт на насилии, принудительности, индивидуализме и «внешней правде» формального закона, которою прикрывалась ложь внутренних отношений. Высокая нравственная ценность «русских» начал делает русский народ носителем общечеловеческих идеалов, народом богоизбранным: «русская история может читаться, как жития святых», так как, «по крайней мере, по стремлению своей жизни», русский народ всегда хранил дух «христианско-человеческий». Петр Великий насильственно нарушил верность России высоким национальным началам ее быта и правильное развитие этих начал. Но только верхние слои русского общества преобразованы Петром; народ остался «на корню», в нем «Россия, оставшаяся в своем самобытном виде». И этому верхнему слою нечего нести народным массам. Их А. представляет себе мощными духом и бытом, носителями «того общего человеческого, какое явит великая славянская и именно русская природа» всему миру. Резкое противопоставление исторически бессильной дворянской интеллигенции народу в учении славянофилов и, особенно, А., несомненно, оказало свое влияние, как и учение об общине, на развитие народнических воззрений Герцена, а через него на позднейшее народничество. Вся деятельность А., какие бы формы она ни принимала, сводится к выработке и пропаганде определенных воззрений на сущность русской национальной жизни, к призыву вернуться к подавленным ее началам. Что всего нужнее для торжества этих начал, А. изложил в записке «О внутреннем состоянии России», поданной через графа Блудова императору Александру II в 1855 году: «Правительство наложило нравственный и жизненный гнет на Россию; оно должно снять этот гнет»; оно должно вернуться к основным началам русского гражданского устройства, «а именно: правительству неограниченная власть государственная, народу полная свобода нравственная, свобода жизни и духа; правительству право действия и, следовательно, закона; народу право мнения и, следовательно, слова». Свободу слова «устного, письменного и печатного всегда и постоянно» А. считал высшим и священным благом для страны. Для правительства важно и необходимо знать народное мнение и для того созывать на земские соборы выборных от всех сословий и со всех концов России. Но мнение собора государь может принять или не принять. Народ не должен вмешиваться в правительственное дело: иначе он «изменяет своему пути внутренней духовной свободы и правды и непременно портится нравственно». Таков политический идеал А. итог его духовной работы. См.: С. А. Венгеров, «Критико-биографический словарь русских писателей и ученых», т. I, СПб., 1889; его же, «Очерки по истории русской литературы» (1907); Костомаров, «О значении исторических трудов К. Аксакова по русской истории», СПб., 1861; Пыпин, «Характеристики литературных мнений с 20-х 50 годов»; «История русской этнографии», т. II; Коялович, «История русского самосознания»; Милюков, «Сергей Тимофеевич Аксаков» (в сборнике статей «Из истории русской интеллигенции»); Н. Н. Платонова, «Кохановская», СПб., 1909.
А. Пресняков.
А. Пресняков.