Августовская сессия ВАСХНИЛ

Сессия готовилась в обстановке строжайшей секретности Т. Д. Лысенко и его приспешниками, получившими прямое одобрение И. В. Сталина, несмотря на попытку разоблачения лысенковцев Ю. А. Ждановым (курировавшим в ЦК КПСС вопросы науки). О подготовке сессии не было известно ни президенту АН СССР С. И. Вавилову, ни академику-секретарю Отделения биологии академии Л. А. Орбели. Многие из членов ВАСХНИЛ — противников Лысенко не были извещены о проведении сессии. Для того, чтобы обеспечить себе устойчивое большинство, Лысенко, в обход общепринятой практики избрания в академию, после личного приема у Сталина подписал у него список об утверждении академиками ВАСХНИЛ группы своих сторонников, не пользовавшихся никаким авторитетом в научной среде.

Большинство докладчиков на сессии выступило с грубыми нападками на генетику. Если ранее генетику обвиняли в отрыве от практики, то теперь к этим нападкам добавились обвинения в прямом вредительстве, низкопоклонстве перед Западом. По существу из генетики попытались сделать «козла отпущения» за все недостатки советского сельского хозяйства: если бы не менделизм-морганизм-вейсманизм, то замечательные открытия Лысенко и его последователей уже завалили бы страну дешевым и качественным продовольствием. С идеологическим обоснованием необходимости разгрома генетики выступил глава официальной советской философии М. Б. Митин.

Часть ученых попыталась отвергнуть нападки на генетику и разоблачить невежественные доводы оппонентов. Особенно смело прозвучал на всю страну возглас И. А. Рапопорта: «Обскуранты!». Однако результат был предрешен заранее. В адрес многих биологов прозвучали угрозы («соответствующие органы» некоторых ученых обрабатывали дома, угрожая потерей свободы и жизни близких), в результате на заключительном дне заседания они все, за исключением Рапопорта, выступили с покаянными заявлениями.

Материалы сессии каждый день освещались советской прессой. Эти материалы в соответствующей обработке предписывалось изучать на обязательных политзанятиях. Миллионам советских людей, прежде далеким от биологии, стали известны слова «дрозофила», «Мендель», «гибрид» и др.

Последствия для советской биологии оказались катастрофическими: вместо Орбели Отделение биологии АН СССР возглавил сторонник Лысенко А. И. Опарин, И. И. Шмальгаузен был освобожден от обязанностей директора Института эволюционной морфологии, в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии была упразднена лаборатория цитогенетики, возглавляемая видным генетиком Н. П. Дубининым. Повсеместно проводились увольнения генетиков. Вместо них набирались сторонники Лысенко. Особое внимание было обращено на подготовку новых «мичуринских» кадров биологов: в Московском и Ленинградском университетах были объявлены дополнительные наборы на биологические факультеты, преподавательский состав практически полностью сменен. «Основы дарвинизма» в обоих университетах, не доверяя никому, читал самый верный сторонник Лысенко И. И. Презент (не имеющий биологического образования). Многие генетики были арестованы.

Почти на двадцать лет «менделизм» сделался ругательным словом. Своим знаменем лысенковцы сделали имя скромного практика-садовода И. В. Мичурина, мало занимавшегося теорией (и, кстати, с интересом относившегося к работам Менделя).

В дополнение к августовской сессии, на которой была разгромлена генетика, на мартовской сессии АН СССР 1950 года под предлогом развития научного наследия И. П. Павлова состоялся разгром физиологии и цитологии.

Существуют воспоминания многих ученых, что подобный показательный разгром готовился и в других естественных науках (гуманитарные были «вычищены» еще до войны), но в физике и математике от этого отказались из-за необходимости создания атомной бомбы, а критика теории резонанса в химии была свернута из-за того, что ее автор оказался «другом Советского Союза». Можно предположить, что руководство Коммунистической партии в целом считало, что раз в философии и социологии существует единственно верное учение — марксизм, то и в других науках можно найти и поддержать такое же «единственно верное» направление, которое принесет ощутимые материальные успехи.

Господство Лысенко и его сторонников в биологии продолжалось и после смерти Сталина, хотя уже в 1956 году многие генетики вернулись к работе по специальности. Но идеи «народного академика» с энтузиазмом воспринимались Н. С. Хрущевым.

Лишь во время его отстранения в 1964 году ЦК КПСС частично пересмотрел отношение к генетике (было создано Общество генетиков и селекционеров им. Н. И. Вавилова, Институт общей генетики АН СССР, а Институт генетики Лысенко полностью распущен), но вскоре критика Лысенко была свернута. Однако отставание советской биологии продолжалось еще долгое время. Для сельскохозяйственной практики последствия были едва ли не хуже: СССР совершенно обошла стороной «зеленая революция», благодаря которой продовольственная проблема была решена в десятках стран мира.