Оруэлл Джордж

Эрик Артур Блэр родился 25 июня 1903 года в Мотихари (Индия). Отец — Ричард Блэр, был сотрудником британской спецслужбы, производившей и хранившей опиум для продажи в Китай. Мать — Ида Блэр, родилась и проживала в Бирме, где ее семья вела бизнес — судостроительство и торговлю тиком.

В 1904 года он с матерью и старшей сестрой перебрался в Великобританию. Образование получил в Итоне, после чего (1922-1927) служил в Имперской полиции в Бирме (автобиографический роман «Дни в Бирме» — «Burmese Days», 1936). По возвращении в Европу жил случайными заработками, учительствовал в Париже, где был близок к кругу английских и американских писателей-экспатриантов, работал книгопродавцем в Лондоне. Этому периоду посвящена его первая книга «Собачья жизнь в Париже и Лондоне» («Down and Out in Paris and London», 1933), изданная под псевдонимом Дж. Оруэлл (Оруэлл — название речки в деревне, где будущий писатель проводил летние каникулы).

В начале 1936 года добровольцем уехал в сражающуюся Испанию, провел на фронтах около полутора лет в составе частей, подчиняющихся ПОУМ — каталонской партии троцкистской ориентации. Решение о ее роспуске в начале мая 1937 года привело к уличным боям в Барселоне и массовым расправам над приверженцами ПОУМ. С риском для жизни тяжелораненый Оруэлл сумел добраться до французской границы. Мемуарная книга о пережитом на фронтах «В честь Каталонии» («Homage to Catalonia», 1937) была отвергнута английским издателем левой ориентации В. Голланцем, требовавшим изъятия упоминаний о терроре и беззакониях в стане республиканцев, так как считалось, что перед лицом фашистской агрессии недопустимы любые высказывания, бросающие тень на социализм и его форпост — СССР.

В годы Второй мировой войны Оруэлл был комментатором Би-би-си, ежедневно готовя передачи, касающиеся широкого спектра политических и культурных тем. Тяжелая форма туберкулеза стала причиной ранней смерти писателя, не успевшего осуществить ряд выношенных творческих планов.

С юности приверженный идее радикального переустройства общества на социалистических началах, Оруэлл сохранил ей верность и после того, как стал очевидным резкий конфликт с просоветскими силами, которым увенчался для него опыт участия в Гражданской войне в Испании. Определяя свою позицию как демократический социализм, Оруэлл отвергал и попытки скомпрометировать саму доктрину социальной революции, и практику осуществления этой доктрины, приводящую к тоталитарному государству сталинского образца. Публицистика Оруэлла, чаще всего опирающаяся на непосредственно испытанное и пережитое автором, содержит повторяющийся мотив «исторического кризиса», от которого в условиях 20 века не свободна ни одна нация и даже ни одна личность, лишь по наивности пытающаяся изолироваться от трагической истории, избрав для себя кредо консерватизма или непричастности.

Программное для Оруэлла эссе «Во чреве кита» (сборник «Inside the Whale and Other Essays», 1940) предлагает переосмысление библейского мифа, в котором жертва пророка Ионы преследует цель искупить невольную вину за разыгравшуюся бурю, у Оруэлла чрево кита становится прибежищем для смирившихся перед безумием «века, когда свобода мысли признана смертным грехом, пока ее не превратят в бессмысленную абстракцию».

Уничижительной критике в эссе «Англия, ваша Англия» подвергнута отличающая британское сознание вера в защищенность Англии от трагедий, происходящих за ее пределами, и в устойчивость социальных институтов, гарантирующих стране демократические нормы жизнеустройства. Характерна и полемика Оруэлла с Герберта Уэллса, который, оставшись приверженцем философии прогресса, оказывается неспособен понять эпоху, отмеченную агрессией тоталитаризма в его самых разных по форме, но однородных по сути проявлениях. Квиетизм, игнорирующий историю, стал мишенью самых язвительных нападок Оруэлла, предопределивших неизбежную остраннность, которому он подвергался и со стороны консерваторов, и со стороны либералов, шокированных его нетерпимостью к успокоительным иллюзиям.

Вслед за авторитетным американским критиком Л. Триллингом вошло в обычай рассматривать Оруэлла не как художника, а как «репрезентативную фигуру», считать написанное им скорее ярким свидетельством происходящего перелома в умонастроениях английских интеллектуалов, чем фактом искусства. Раннее творчество писателя в известной мере подтверждает такую оценку, оставаясь в большей степени иллюстрацией веяний эпохи, чем крупным художественным свершением. Сам Оруэлл характеризовал свою прозу (роман «Пусть цветет аспидистра», 1936, сатирически изображающий английское мещанство; основанный на документальном материале полуочерковый роман «Дорога на Уиган-Пирс» — «The Road to Wiegon Piers», 1937, в котором описаны будни пролетарских кварталов) как произведения «умелого памфлетиста», не притязающего на статус истинного художника. Он признавал присутствие в ней элемента пропаганды, тогда как дело искусства — проникать в «подлинную природу событий», не доверяя ни одной из существующих «концепций».

Даром такого проникновения, согласно Оруэллу, в высшей степени обладал Джонатан Свифт, которому он посвятил несколько эссе, представляющих собой изложение его собственных эстетических верований. Свифт для Оруэлла — образец «неортодоксальности», т. е. реальной независимости от преобладающих мнений, сколь бы доказательными они ни выглядели, и в силу этого — творец прозы, способный обнаруживать реальную природу вещей, даже если она закамуфлирована настолько, что описываемые явления (Академия прожектеров в Лагадо, порядки в государстве Требниа, где в зародыше подавляется любое недовольство, и т. п.) кажутся невозможными, а сама картина поначалу воспринимается как клевета на человека и на социум. Фактически Оруэлл, касаясь Свифта, излагает основные особенности эстетики антиутопии как литературы, рожденной реалиями 20 века и в нем самом нашедшей одного из своих крупнейших мастеров.

Уроки Свифта как автора «Сказки бочки» были важны для писателя в работе над повестью-притчей «Скотный двор» («Animal Farm», 1945; русский перевод — 1988), представляющим собой иносказательную историю сталинистской расправы над революцией, написанную в трагифарсовом ключе. Бунт животных против своего хозяина, изгнанного с фермы, энтузиазм первых месяцев самоуправления, сменяющийся депрессией и развалом, возвышение диктатора по имени Наполеон и подавление оппозиции при помощи специально натасканных собак, разделение сообщества на касту привилегированных и массу эксплуатируемых, — все это под пером Оруэлла становится прозрачной аллегорией, воспроизводящей события советской действительности 1920-1930-х годов.

В трагическом преломлении те же события находят свой статус и на страницах антиутопии «1984» («1984», 1948; русский перевод — 1988), но тоталитаризм в нем трактуется как опасность, угрожающая всему человечеству, а реальные обстоятельства истории 20 в., включая советскую, получают лишь опосредованное освещение. Писатель испытывает модель общества тотальной несвободы как разновидность казарменно-бюрократического режима, притязающего на долговременность, если не на вековечность. В этом социальном устройстве господствует принцип полного подавления индивидуальности, т.к. человек должен принадлежать режиму целиком, даже в самых интимных сторонах своего существования, и сами помыслы о нестандартности мышления или бытового поведения признаются преступными. Возникает нация фанатиков, беспредельно преданных диктатору по имени Старший брат, и сплоченных в нерасторжимое единство, характеризуемое полной и абсолютной идентичностью мыслей, поступков, переживаний. История, которая мешает восторжествовать этому единству, подменена доктриной «изменяющегося прошлого», т.е. версиями, устраивающими режим на данный момент, но способными радикально трансформироваться с тем, чтобы исчезло само понятие исторической памяти. Язык, в котором проступают индивидуальные особенности говорящего, подменен «новоязом», до предела обедняющим и стандартизирующим весь мир культуры, сводимый к голой официозности. Даже теоретическая возможность несогласия и нешаблонности последовательно искореняется путем подавления самого естества, так как эрос понят как потенциальная угроза всевластью силы, условно именуемой «Партия». Мир разделен на три сверхдержавы, поглощенные бесконечными войнами друг с другом.

Конкретными прообразами описываемой Оруэллом Океании, были, помимо СССР и нацистской Германии, те модели грядущего мира всеобщего благоденствия, которые до Оруэлла воссозданы у Евгения Замятина и Олдоса Хаксли, классиков антиутопии, характеризовавших не столько конкретные версии тоталитарного социума, сколько веру в этот социум как спасение от бедствий, принесенных 20 веком. Как и его предшественники, Оруэлл прежде всего характеризовал определенный тип мышления, апологетического по отношению к тоталитаризму, и социальные болезни, выросшие на этой почве. Вместе с тем, созданные им картины будничности Океании вызывают прямые ассоциации с повседневностью Лондона первых послевоенных лет: верный себе, писатель не упустил еще одной возможности опровергнуть миф о том, что Англия находится как бы в стороне от трагической истории нашего времени и не несет ответственности за ее ход.

Автор: А.М. Зверев