Каштанка (1975)

«Каштанка», СССР, киностудия им. А.Довженко, 1975, цв., 74 мин.
Мелодрама.
По одноименному рассказу А.П.Чехова.
В «Каштанке» — полнометражном дебюте Романа Балаяна — есть эпизод, когда в проеме двери мы видим читающего Клоуна. Лицо его сосредоточено, по щекам слезы текут. Секунду спустя лицо светлеет, Клоун улыбается. На обложке — Чехов. А кадр этот — камертон фильма. Внутренний драматизм (природа чувств) и стилистическая выверенность мира вещей (скрупулезный отбор деталей, предметов) цементрируют эту «простую историю» — в балаяновской трактовке — о предательстве учителя (Клоуна) учеником (Каштанкой) и об одиночестве артиста .
В этом фильме природа, сам цикл ее ритмических переходов — от раннего утра до ночи, от золотой осени, сменившейся промозглым ноябрем, — вторит настроению и переживаниям героев. Режиссер воссоздает не только сюжет — пластическую иллюстрацию чеховской прозы, но и ее подтекст, второй план существования персонажей. Фотографии мальчика в матроске, обворожительной наездницы мисс Арабеллы — осколки другой, закадровой жизни, без которой невозможно почувствовать и эту, экранную. В рассказе о мисс Арабелле всего два слова. В фильме же с ней связана память о прошедшем — ее фотографию Клоун переворачивает бессонной ночью — и грядущие разочарования. Частный эпизод разворачивается здесь в драму жизненной пустоты и невосполнимости утрат.
Безлюдье словно вымершего города и необжитая квартира Клоуна, где нет ничего лишнего, где каждый предмет — от швейной машинки до аксессуаров циркового номера — имеет утилитарное значение, создают безвоздушное пространство, в котором Клоуну (как и клоунессе Шарлотте из «Вишневого сада») «так хочется поговорить, а не с кем...»
Балаян, так остро почувствовавший зыбкость переходов из прошлого в будущего, из замкнутого в открытое пространство, трепетную сопричастность близкого и дальнего, родного и чужого, вдруг делает антракт. Чеховскую паузу. Разрывает мерные, хотя и чреватые неожиданностями, будни. Как бы поднимает «одводное течение» на поверхность — в немое изображение. Расшивает фильм эпизодом, который называется «Интермеццо», материализовавшимся из одной фразы рассказа, в которой Клоун говорит о том, что собирался повезти гуся Ивана Иваныча весной на дачу погулять. А он вот взял — и умер. Но еще в начале фильма мы увидим гусиное перо — «орудие» художника — в раме зеркала в цирковой уборной. В таких случайных деталях Балаян воссоздает обычную повседневную жизнь. Но и мир интимных дружеских отношений.
Режиссер вставляет «Интермеццо» до эпизода «Беспокойная ночь». До пронзительного предсмертного крика его циркового партнера. До звука лопнувшей струны, напомнившим персонажам «Вишневого сада» крик какой-то птицы и заполнившим воздух тревожным предчувствием.
Режиссер строит повествование своего фильма по законам чеховской драматургии. Перед финалом, перед стремительным движением к развязке режиссер дает своим персонажам роздых на воле. В последних лучах осеннего заката. Перед новыми разочарованиями и старой жизнью.
«Уход Каштанки вырос для нас в мировую трагедию, — говорил режиссер. А вставной эпизод в этом фильме — это как бы письмо одному из моих учителей, Сергею Параджанову, который тогда был далеко от меня. Я не мог поддержать его, доказать свою преданность. Но знал, что у него был сценарий, называвшийся «Интермеццо». И ввел этот эпизод о мирной и прекрасной жизни, которую вскоре разрушит предательство...»
Для того чтобы прочитать «Каштанку» как драму о бесприютном артисте и как драму повседневной жизни нужно было обладать не только изящным талантом, но и непредвзятым взглядом на знакомый с детства рассказ.
Режиссер: Роман Балаян.
Автор сценария: Виктор Говяда.
Художник-постановщик: Давид Боровский.
Композитор: Владимир Губа.
Звукорежиссер: Александр Кузьмин.
Монтаж: Алла Голубенко.
Статья находится в рубриках
Яндекс.Метрика